Правда о Святом Царе Иоанне Васильевиче (Грозном)

(продолжение)

На этой странице.

Анатолий МАКЕЕВ

АЛЬФА И ОМЕГА

РУССКОГО САМОДЕРЖАВИЯ

В деяниях Грозного Царя все таинственно и неудобообъяснимо для "мудрецов, обаятелей, тайноведцев и гадателей" (Дан. 2: 27) века сего, выступают ли они в роли мирских историков, или в роли историков церковных.Таков, например, знаменитый "внезапный и загадочный" отъезд Иоанна IV из Москвы в Александрову Слободу, ознаменовавший собой начало Опричнины. "Но есть на небесах Бог, открывающий тайны" (Дан. 2: 28). Сопринадлежность к Опричнине побуждает нас, молитвенно призвавши помощь Божию, попытаться изъяснить нечто в сей тайне "государьского оставления".

НЕВОЛЬНИК - НЕ БОГОМОЛЬНИК

По сказаниям летописцев, отъезд Царя из Москвы поверг русских людей в непритворный ужас, "плач и стенание неутолимое"... "О том, - замечает летописец, - в недоумении и во унынии быша, такому государьскому великому необычному подъему, и путнаго его шествия не ведамо, куды бяше". "Наипаче велиим гласом молиша... со многими слезами: ..."Как могут быть овцы без пастыря? Егда волк видят овца без пастуха, и волки восхитят овца, кто изметца от них? Такоже и нам как быти без Государя?" (Никоновская летопись).

Быть может, наиболее поразительным сегодня выглядит тот поистине всеобщий покаянный порыв русской нации, "что их ради грехов, государь государьство оставил", порыв, который привел в Александрову слободу все чины и звания Московского Государства - архиепископов и епископов, бояр и окольничих, дворян и приказных и даже великое множество "черных людей" - умолить Государя вернуться на Царство и безропотно принять предложенные им весьма суровые условия.

Государь приклонил слух свой к сему всенародному челобитью и "принял на том, что ему своих изменников, которые измены ему, государю, делали и в чем ему, государю, были непослушны, на тех опала своя класти, а иных казнити и животы их и статки имати; а учинити ему на своем государстве себе опришнину"...

Только лишь предельно секуляризованное, обмирщвленное сознание (или же взгляд явно враждебный) способно увидеть в этой истории признаки "низкопоклонства", "неразвитости гражданского общества" и "тысячелетней рабской русской души". Верно-то как раз обратное. Русский народ свободно повиновался своим Богоданным Царям. И поминаемый нами исторический эпизод подтверждает эту истину всего нагляднее.

"Велика слава (царя) в спасении Твоем" (Пс. 20: 6).Сии слова священного Писания указуют на то, что Православный Царь в плане Божественного Домостроительства занимает совершенно особое, ни с чем не сравнимое место. Весьма точно определяет, каково это место, насильственно сведенный "февралистами" со своей кафедры митрополит петербургский Питирим (Окнов): "Помазанник Божий Государь есть орудие воли Божией, а эта воля не всегда угодна людям, но всегда полезна". Не случайно "царелюбивый" русский народ сложил поговорку: "Народ согрешит -Царь отмолит; Царь согрешит - народ не отмолит". Царь, в православном понимании, как особливое оружие воли Божией, есть "гарант" того, что история нации в целом причаствует Священной Истории, и удерживается от ниспадения в хаотическое состояние тотального распада, столь характерное для современного обезверившегося мiра.

Нарочитую "судьбоносность" учреждению Опричнины придает то обстоятельство, что ни спасение "индивидуальной" человеческой души, ни спасение "соборной" души нации не происходит насильно. "Невольник - не богомольник". Спасаемые должны изъявить свободное согласие на свое спасение. Даже ежели спасение сие происходит со столь великою "грозою и прещениями", как у Царя Иоанна Васильевича. Должно существовать некое "сосложение" национальной воли со спасающей волей Божией, являющей себя чрез волю Царскую, по сказанному: "сердце Царя в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его" (Притч. 21: 1).

ЦАРЬ ГРЯДЕТ!

Духоносные мужи священной древности, умудрившиеся во спасение, приметили некую особенность в действовании благодати Божией, руководствующей души, желающие спастись. Вот как говорит о сей особенности святитель Феофан Затворник: "Когда душа зазнается и забудет думать, что носится и держится благодатию, благодать отступает... и оставляет душу одну... Зачем? - Затем, чтобы образумилась душа, почувствовала беду отступления благодати и начала крепче льнуть к ней и искать ее. Такое отступление есть действие не гнева, а любви Божией, вразумляющей, и называется отступлением поучительным" ("Письма о христианской жизни").

Едва ли возможно более точно изъяснить глубинные, духовные причины "государьскаго оставления", "мнимого отречения", внезапного отъезда Иоанна Грозного в Александрову слободу. Се - не иное что, как вышеназванное "поучительное отступление" благословения Божия в лице богоданного Царя, совершенное им для вразумления народа, в среде которого уже начинали (как это было явным в 1565-м году) прорастать семена измены и крамолы.

Но наше рассуждение будет страдать неполнотой, если мы умолчим о еще одном свойстве Священной Истории, - она стремится сомкнуться в круг (знаменующий, как известно, вечность); в ней "концы" неким недоведомым образом смыкаются с "началами". И здесь нельзя умолчать о сакральном взаимоподобии двух "отречений": первовенчанного русского Царя Иоанна Грозного (о котором сказано выше) и последнего (покамест - последнего) Русского Царя - святого мученика Николая.

Поразительно, сколько было изнесено на свет сочинений, вкривь и вкось толкующих факт "отречения" святого Царя-мученика в окаянные дни февраля 1917-го года, и никому доселе не пришло в голову сопоставить образ действий Государя с известным "отречением" Грозного. Известно же, что сами святые Царственные мученики совершенно сознательно действовали, ориентируясь преимущественно на первого в череде русских государей. "Заставь их дрожать, - пишет святая Царица-мученица Александра Феодоровна в письме от 14 декабря 1916-го года, - все они должны научиться дрожать пред тобой... Тебя должны бояться... Ты владыка, ты хозяин в России... Мы не конституционное государство, слава Богу; будь львом в борьбе против маленькой кучки негодяев и республиканцев; будь Петром Великим, Иоанном Грозным и Павлом Первым (выделено нами - А.М.), сокруши их всех..."

В самый канун Февраля в верноподданнических кругах, близких к Трону, разрабатывались планы "перспективного удара" по революции, разгона Думы (Н. Маклаковым уже был составлен одобренный Государем манифест о роспуске IV Государственной Думы), введения своего рода "диктатуры" (то есть некоторым образом - возобновления Опричнины). Несомненно, имея в виду данные планы, Государь делает намек в письме от 4 декабря 1916-го года: "Но теперь я твердо верю, что самое тяжелое позади и что не будет уж так трудно, как раньше. А затем я намереваюсь стать резким и ядовитым (выделено нами - А.М.)".

Напомним, что Опричнине предшествовало мнимое "отречение" Грозного Царя. Похоже, нечто подобное имел в виду и Николай II. Посему-то совершенно лишены смысла все попытки вменить в вину святому Царю-Мученику его "отречение" от Престола в феврале 1917-го года.

Государь действовал, исходя из сакральной логики, кратко представленной наши выше; он имел все основания ожидать, что всех чинов русские люди государства Российского понесут ему на станцию Дно, как древле их предки в Александрову слободу, свое "челобитье" о "еже учинити ему на своем государьстве себе опришнину".

Так оно с несомненностью и было бы, ежели бы крамола коснулась лишь "маленькой кучки негодяев и республиканцев". Но случилось иное - явили себя "измена, и трусость, и обман". Вот исключительное по точности наблюдения свидетельство врага: "Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего Царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там удобные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты... Штатские сановники и по положению не обязаны были проявлять больше мужества, чем военные. Каждый спасался, как мог" (Л. Троцкий. История русской революции).

Слово "спасаться" в приведенной цитате звучит поистине бесовской насмешкой. С завидным литературным мастерством тов. Троцкий описывает, как от России отступала благодать Царства, а с нею вместе прекращалось и бытие самой России. Царский престол есть средоточие русской самобытности, "православного строя и быта". "Как в себе ни зажигать конституционализма, ему в России мешает сама Россия, ибо с первым днем конституции начнется конец единодержавия. Оно требует самодержавия, а конец самодержавия есть конец России" (кн. В. Мещерский).

Никакого "царского отречения" в феврале 1917-го года не было! Было - "отступление поучительное", дабы образумилась русская душа, дабы перестала в себе "зажигать конституционализм". Но - нельзя насильно сделать человека святым. Нельзя заставить и Русь быть Святой. Глотнувшая одуряющей "свободы", февралем "взвихренная Русь" отречением от своего Царя отреклась от Святой Руси и закономерно превратилась в "Россию, кровью умытую", преданную красному сатане "во измождение плоти, чтобы дух был спасен в день Господа нашего Иисуса Христа" (1 Кор. 5: 5).

С полным на то основанием Императрица могла написать 3 марта 1917-го года: "Я вполне понимаю твой поступок, о мой герой! Я знаю, что ты не мог подписать противного тому, в чем ты клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства. Ты спас царство твоего сына, и страну, и свою святую чистоту, и... ты будешь коронован Самим Богом на этой земле, в своей стране".

В сих словах святой Царицы-мученицы содержится несомненное пророчество. И мы неслучайно, упоминая о цикличности сакральной истории, сопроводили оговоркой слово "последний", прилагаемое к святому Царю-мученику Николаю Александровичу. Ибо грядет действительно Последний Царь, великая "Омега" Русского Самодержавия, чье подобие "Альфе" Русского Самодержавия - Царю Иоанну Грозному, мнится нам, будет еще боле поразительным и дивным И опричный остаток послужит ему, и он спасет опричный остаток свой, тех, "которые найдены будут записанными в книге" (Дан. 12: 1).

А.Н. Майков

У гроба Грознаго Царя

Николай КОЗЛОВ                                                                                                                         

ЗАВЕЩАНИЕ

ИОАННА ГРОЗНОГО

Историки со времен Татищева и Карамзина утверждают, что Государственные Архивы не сохранили царского "Указа об Опричнине", упоминаемого в различных источниках, изучение которого могло бы дать правильную духовную и правовую оценку этого исторического явления. Но сохранился другой документ…

Духовное наследство

Во время тяжелой болезни, постигшей его летом 1572 года, Царь Иоанн Васильевич Грозный составил завещание, в котором, благословляя детей своих Ивана и Федора, одно­го Царством Русским, другого - уделом, меж­ду прочим, писал: "А что есми учинил опришнину, и то на волю моих детей, Ивана и Фе­дора, как им прибыльнее, и чинят, а образец им учинен готов" (ДАИ, т. 1, № 222).

Включение Опричнины в царское завещание как творения державной воли Грозного Царя поставляло ее наряду с прочими достояниями и привилегиями Царской Власти в число объектов государственного наследственного права, целиком зависящих от державного смотрения.

Ни один из русских Государей, являясь за­конным правопреемником Опричнины, не усво­ил себе, как известно, опричного права, т. е. не вступил в законное наследование Опрични­ной.

Восхитившие вещественное наследство Дер­жавы Российской в семнадцатом году богоотметные жиды, отделив Церковь от государства, не могли законопреемственно наследовать и Опричнины, которая является избранной ча­стью, благодатным останкам державного нас­ледия Российской Империи, усвояемым исклю­чительно по праву священного ревнования.

Как завещал библейский патриарх Иаков патриарху Иосифу: "Се аз даю ти сикиму из­бранную свыше братии твоея, юже взях из руки амморейски мечом моим и луком" (Быт. 48,22).

Такой "сикимой избранной", державным достоянием, добытым свыше прародительской "отчины и дедины" ревностью по благочестии благоверного Царя явилась в Российской ис­тории Опричнина Иоанна Грозного, согласно со словами псалмопевца: "Бог возглагола во святем Своем: вознесуся и разделю сикиму" (Пс. 107,7).

Избранная часть державного достояния, до­бытая и разделяемая по праву ревнования, получила в русских летописях название: "Го­сударева Светлость Опричнина".

Что же в духовном смысле следует разуметь под "аммореями", из руки которых мечом и луком божественного ревнования добывается опричное наследство?

"Аммореи - племя, происходившее от Хана­ана и самое страшное из всех племен, с кото­рыми когда-либо имели дело Израильтяне, - сообщает Библейская Энциклопедия. - Они были гигантского роста и очень воинственны, населяли они одну из плодороднейших стран на земле. Израильтяне просили дозволения пройти чрез землю их, обещаясь при этом не делать никакого вреда и даже не черпать воды из их колодцев, но в этой просьбе им было от­казано. Амореяне собрались и пытались оста­новить их шествие, но были разбиты на голо­ву" (Арх. Никифор. Библейская энциклопе­дия, М. 1891 г. с. 44).

Духовное толкование Священного Писания, разумеющее под ветхозаветным Израилем во­инствующую Церковь Христову, именем "амореев" нарицает ревностнейших из "духов зло­бы поднебесной", начальников и князей тьмы, препятствующих Церкви в ее духовном вос­хождении.

У этих-то мысленных амореев и берет ду­ховный Иаков, или Израиль, мечом и луком ревнования страху Божию избранную сики­му - Священство и Царство, замещающую дос­тоинство духовного и плотского первородства.

"Престолы князей низложи Господь и посади кроткия вместо их" (Сир. 10.17), - говорит Премудрость - "Яко противу злому благое и противу смерти живот, тако противу благоче­стивого грешник. И сице воззри во вся дела Вышнего; двое двое, едино противу единому" (Сир. 33.14).    

Смысл установленного Богом закона духов­ного престолонаследия состоит в том, что не­бесные престолы или венцы добываются в борьбе между ревнителями божественных обетований и законными наследниками, за преслушание утратившими право первород­ства.

Так, вместо ниспадших с небесных престолов ангелов человек был введен в обладание зем­ным домом, но и он, будучи низведен "завистию диаволью" из своего чина, вынужден ока­зался ревновать о возвращении утраченного достоинства, которое и получил через обето­ванного Искупителя.

Отныне "Царство Божие нудится и нуждницы восхищают е" (Мф. 11,12).

Непрестанным состязанием за право боже­ственного первенства является вся Священная История.

"Мне бо всяк первенец, - говорит Господь, - в оньже день побих всякого первенца в земли египетской освятих Себе всякого первенца во Израили" (Числ. 3,13).

"И рече Господь к Моисею, глаголя: Се Аз взях левиты от среды сынов Израилевых вме­сто всякого первенца отверзающего ложесна от сынов Израилевых: искупления их будут, и будут мне левити" (Числ. 3,12).

Когда, сойдя с Синайской горы со скрижа­лями закона, Моисей увидел разделение людей Израиля, поклоняющихся златому тельцу, "раздели бо их Аарон в порадование супоста­том", тогда, сказано, стал "Моисей во вратех полка и рече: аще кто есть Господень, да идет ко мне. Снидошася убо к нему вси сынове Левиины. И рече им: сия глаголет Господь Бог Израилев: препояшите кийждо свой меч при бедре и пройдите, и возвратитеся от врат сквозе полк, и убийте кийждо брата своего и кийждо ближняго своего и кийждо соседа своего. И сотвориша сынове Левинны, якоже глагола им Моисей: и паде от людий в той день до трех тысящ мужей. И рече им Мои­сей; наполнисте руки ваша днесь Господу, кийждо в сыне своем и в брате своем, да даст­ся на вас благословение" (Исход 32,25-29).

Так, благословенной ревностию по благочес­тию сыны Левиины посвящены были в стра­жей дома Израилева.

Так, возревновав о Господе, Финеес, сын первосвященника Елеазара, внук Аарона, стяжал наследование священства себе и всему своему роду.              

"И причастися Израиль веельфегору, разгневася яростию Господь на Израиля, - сооб­щает Бытописатель. - И се человек от сынов Израилевых пришед приведе брата своего к мадианитыне пред Моисеем и пред всем сон­мом Израилевым... и видев Финеес... воста из среды сонма, и взем сулицу в руку, вниде вслед человека израильтянина в блудилище, и прободе обоих, и человека израильтянина, и жену сквозе ложесна ея: и преста вред от сы­нов Израилевых... И рече Господь к Моисею, глаголя: Финеес сын Елеазара сына Аарона жреца утоли гнев Мой от сынов Израилевых, егда возревнова ревность Моя в них, и не потребих сынов Израилевых в ревности моей. Тако рцы: Се Аз, даю ему завет Мой мирный, и будет ему и семени его по нем завет жрече­ства вечный, понеже возревнова по Бозе своем и умилостиви о сынех Израилевых" (Числ, 25,2- 3).

Священное ревнование и подвижничество

Каким же образом при посредстве вещест­венных орудий - сулицы и меча - воздвигае­мых божественным ревнованием, достигается духовная победа в брани, низлагаются мыс­ленные супостаты?

По учению Святой Церкви, вещественный меч пособствует в мысленной брани тогда, когда "привлекая к себе некоторых людей как пособников и подручников, ему послуш­ных, он (диавол) при посредстве их ведет брань против верны" (преп. Антоний Вели­кий, Добротолюбие, т. 1, с. 44).

Ибо "демоны не суть видимые тела; но мы бываем для них телами, когда души наши при­нимают от них помышления темные; ибо, при­нявши сии помышления, мы принимаем самих демонов, и явными их делаем в теле" (там же, с. 32).

Когда вред от одного подручного демонам человека распространяется на многих, тогда, согласно духовному закону, на смену христи­анскому долготерпению должно выступать священное ревнование.

Почему Священное Писание говорит: "Изжени от сонмища губителя и изидет с ним прение: егда же сядет в сонмищи, всех безчестит" (Притчи 22,11).

Так и Вселенский Учитель и Святитель Иоанн Златоуст, призывая православных христиан к божественному ревнованию, говорит: "Раз была у нас речь о хуле, что на Единородного Сына Божия, хочу я просить у вас одного только подарка, чтобы наказывали вы всех в городе хулителей. Если услышишь, что кто-нибудь на перекрестке или на площади среди людей хулит Христа Господа, подойди и пре­секи. Если и насилие над ним совершить при­дется, не избегай - ударь по лицу, дай поще­чину, освяти свою руку раной. Если и схватят тебя, если и в суд поведут, - иди. Если спросят на суде, то есть допрашивать будет судья, отвечай не робея, что хулил тот Ангельского Царя: ведь если наказывать нужно тех, кто хулит земного царя, то тем более тех, кто ху­лит Царя Небесного. Общий грех всех, если нет правды. Каждый, кто может, должен выс­казаться за нее, чтобы знали жиды и скверные еретики что христиане спасители и создатели города, защитники и учителя. Пусть убедятся необузданные и развращенные жиды и ерети­ки, что Божьих рабов остерегаться им нужно, и когда захотят они поделиться между собой чем-нибудь подобным, пусть повсюду следят друг за другом, трепещут и тени опасаясь, чтобы не слышали христиане" (преп. Иосиф Волоцкий, "Слово об осуждении еретиков").

За бесчестием, избиением врагов Христовых, святитель Иоанн Златоуст, как видно из слов "освяти свою руку раной", признает зна­чение священнодействия, возводящего ревни­теля благочестия к достоинству высшего зва­ния, к божественному избранничеству.

"Убивай нечестивыя от лица Царева, и исправится в правде престол Его" (Пр. 25,5) - говорит Премудрость.

Человек нечестивый является жилищем демонов, а сердце его - мысленным алтарем, или престолом чувствия, на котором соверша­ется демонское служение.

Такое же значение духовного престолонаследования, какое совершается через избиение этих мысленных обиталищ и кумирниц бесовских - жидов и еретиков, имеет сокрушение и поругание вещественных престолов и алтарей, сопряженное с подвигом видимого или неви­димого мученичества, доставляющим ревни­телям благочестия небесные венцы.

Так за бесчестия и сокрушения, нанесенные языческим идолам, были мучимы первые христиане, так пострадала св. мученица Феодосия, предавшая смерти царского оруженосца, надругавшегося над Образом Господа Иисуса Христа, за что была прославлена по кончине своей многими чудесами и грозными знамения­ми. Так прославил Господь древних мучеников, боровшихся с лестью идолобесия.

Подобные мученическим венцы и престолы наследовали и те из поборников и ревнителей благочестия, которые подвизались в сокруше­нии кумиров и требищ идольских в последнее время, за претерпение невидимого мучениче­ства от приседящих идолам бесов.

Преп. Авраамий Ростовский посохом, полу­ченным, по преданию от ап. Иоанна Богослова, явившегося святому в видении, сокрушил ка­менного идола Велеса, которому поклонялся весь чудский конец города, и на его месте устроил церковь Богоявления Господня. И хотя жители-идолопоклонники, боясь княжес­кого прещения, а более возбранявшей им силы Божьей, не посмели причинить ему зла, пре­подобный должен был впоследствии много претерпеть от козней демона, обитавшего в идоле, почил же в глубокой старости, приве­дя ко Христу мало помалу все языческое на­селение Ростова.

 Точно также действовал и другой русский идолоборец - святитель Стефан Пермский. На месте почитавшейся язычниками-зырянами "прокудливой березы", срубленной им по бо­жественному ревнованию, он воздвиг храм в честь св. архистратига Божия Михаила, по­бедителя духов тьмы, устроив св. престол точно над пнем поруганного им чтилища.

Пораженные безгневным спокойствием си­девшего тут же при корне срубленного дерева святителя, а точнее, не имея поддержки и по­нуждения от низложенных молитвою святого демонов, зыряне не причинили ему никакого вреда.

Как ревнители благочестия и идолоборцы изгоняли демонов, приседящих у мысленных и чувственных алтарей, так точно подвижники-пустыннопроходцы вели брань за престолы демонов - хозяев и обладателей различных земель и мест, терпя нападения и угрозы от раздражаемых ими людей.

Эти богомудрые ученики великого собира­теля Земли Русской преподобного Сергия Радонежского, подвигаемые божественным ревнованнем к исканию сильнейших борцов, Крес­том смирили под державу государя Москов­ского демононеистовый Север.

Так, преподобный Корнилий, переходя "из долу в дол, из дебри в дебри", достиг, наконец, Комельского леса, в котором и поселился ни где-нибудь, а именно в вертепе обитавших тут разбойников.

Достойно удивления, что эти свирепые лю­ди, наводившие дотоле ужас на всю округу, не смогли изгнать смиренного отшельника из своего же жилища, предводитель их вскоре был убит, а сами они рассеялись.

Премудрость и величие Царское

Сколь ни многоразличны и чудны подвиги благочестия, воздвигаемые против козней диавольских, которыми просиявает божествен­ная ревность во святых и преподобных мужах, но все они предивно совокупляются в деяниях благочестивого Царя.

"Веятель нечестивых, царь мудр, и наложит та коло" (Пр. 20,26) - возвещает Премудрость.

Как пчела собирает мед понемногу от вся­кого цветка, как мироварник составляет из многоразличных смол и мастей благовонное миро, так и держава благочестивого Царя укрепляется и утверждается всякой добродете­лью святых мужей, всяким трофеем, добытым из стана неприятеля. Как сказано: "Память Иосиева в сложение фимиама, состроенное делом мироварника: во всяцех устах яко мед усладится" (Сир. 49,1-2).

Иосия был шестнадцатый царь иудейский, отличавшийся особой чистотой и благочестием. Найдя в развалинах иерусалимского храма, который он начал восстанавливать, книгу За­кона и прочтя о наказаниях, грозящих нечести­вым, он с особенной ревностию взялся за ис­коренение мерзостей идолослужения, введен­ных при его предшественниках.

Он уничтожил высоты, посвященные дере­ва, резных и литых кумиров, осквернил тофет - страшное место, где совершались жертвоприношения детей Молоху, и заклал идольских жрецов пред их алтарями.

 В восемнадцатое лето управления Иосии в Иерусалиме была совершена Пасха.

"Подобен ему не бысть пред ним царь, - говорит Священное Писание, - иже обратился, ко Господеви всем сердцем своим и всею душею своею и всею силою своею по всему закону Моисееву, и по нем не воста подобен ему" (Царств. 23,25).

"Той управлен бысть во обращение людий и отъят мерзости беззакония... Во дни безза­конных укрепи благочестие" (Сир. 49, 3-4). Ревность царя Иосии наследовали русские благоверные Государи.

Святой Владимир, вступив в родство с багрянородной византийской династией, крестил Русь и искоренил идолочестие, поставив Де­сятинную церковь на месте низверженного Перуна. Святые Александр Невский и Дмитрий Донской отстояли Русскую Землю от нападе­ний плотоносных князей диавольских в военных сражениях на берегах Чудского озера и Невы, на поле Куликовом. Благоверный госу­дарь Василий Иоаннович мечом и огнем очис­тил Русь от еретической скверны.

Великими подвигами состроения державы русской просияла ревность по благочестии благоверного Государя и Царя Иоанна Васильевича Грозного, сумевшего совокупить в державе своего царствования, как в некой драгоценной мироварнице, наследие духовных добродетелей всех предшествовавших ему бор­цов-собирателей Святой Руси.

Вот как описывает историк одно из державных деяний Русского Царя - Казанское взя­тие.

"Блистательный поход его имел совершенное подобие крестового; торжественность обрядов церковных мешалась с упражнениями воинскими; молебствия начинали и заключали каждый подвиг. В виду Казани расположился необъятный стан русский, и близ шатра цар­ского разбит шатер церковный. Пред началом приступа все войско очистило совесть испо­ведью. Царь молился в походном храме, при совершении Литургии готовясь к приобщению Святых Тайн. Когда диакон возгласил слова Евангелия: "Будет едино стадо и един пас­тырь!", грянул гром первого взрыва подко­пов; при словах ектений: "Покорити под нозе его всякого врага и супостата", - второй взрыв поднял на воздух стены Казанские. Сеча за­кипела, но Царь причастился и дождался кон­ца Литургии. Едва успел он сесть на коня, как принесли ему весть: "Казань взята!" Это событие совершилось октября 1552 года и сопровождалось избавлением 60 тысяч Хрис­тиан, томившихся в неволе мусульманской. Торжествующий Победитель сам водрузил первый крест посреди покоренного города и, обойдя по стенам с хоругвями и иконами, посвятил Пресвятой Троице бывшую столицу царства Казанского" (М. В. Толстой, История Русской Церкви, 1991 г., с. 378).

По сообщению того же историка, был взят Царем из Ростовского Авраамиева монастыря около времени войны с Казанью и сопровож­дал его в походе жезл преподобного Авраамия Ростовского, врученный святому самим Апостолом Иоанном Богословом для сокрушения идола (с. 63-64).

Деяния великого Царя и жидовские козни

Поистине священной войной всего Православ­ного Христианства предшествовавших и на­стоящих поколений в духовном соединении Церкви Торжествующей и Воинствующей про­тив иноверных явились деяния Грозного Царя.

В чем же состояла именно Опричнина, из­бранная часть, взятая собственным государе­вым мечом и луком? И кто эти амореи, у ко­торых была отнята Царем "избранная сикима"?

Последовавшую за взятием Казани Ливонскую войну Царь Иоанн Грозный вел как ми­лосердный Христианский Государь. Право­славные жители занимаемых областей и горо­дов пользовались полной неприкосновенно­стью, литовцев брали в плен, а наемных не­мецких рыцарей и солдат Царь щедро одари­вал и отпускал домой, как это было сделано при взятии Полоцка в 1563 году. За одним исключением.

"А которые были в городе жидове (сообща­ет псковский летописец) Князь Великий велел их с семьями в речную воду вметати и утопи­ли их" (Карамзин, История Государства Рос­сийского, т. 9, с. 69).

Надо понять, какую реакцию вызвало это державное деяние Грозного Царя в "просвещенной" Европе, в которой жиды представля­ли к тому времени огромную тайную силу, основывавшуюся на власти денег и ритуальных убийствах.

Преданием на распятие Сына Божия утра­тив перешедшее к Церкви Христовой право духовного наследования Божественных обетовании, жидовские мудрецы и старейшины с тем большим рвением обратились к служению диаволу талмудическим извращением богоустановленного закона.

Буквенно восприняв закон духовного соревнования, лишившиеся законного первородства, жиды соделались надежнейшими орудиями диавола в борьбе с Церковью Христовой.

"Убей лучшего из гоев (христиан)", - этот навет "диаволей зависти" и ревнования стал законом тайной непрестанной войны мирового жидовства против Христиан.

Лучшими, т. е. наиболее удовлетворяющими требованиям ритуального жертвоприношения, признаются жидами христианские отроки и младенцы мужского пола от 5 до 14 лет, како­вые и приносились в жертву диаволу тысяча­ми и десятками тысяч по всей Европе способом, напоминавшим распятие Господа Иисуса Христа или заклание Агнца, в особенности, во время скверных жидовских праздников Пурима и Пейсаха.

Непрестанно обличаемые, судимые и казнимые то тут то там в разных странах Европы за свои изуверные злодеяния, жиды к XVI веку подкупом и запирательством при всех подоб­ных делах сумели добиться в большинстве стран Европы выгодного для себя законода­тельства, которое запрещало обвинение жидов в ритуальных убийствах детей с целью добы­вания христианской крови.

Согласно Магдебургскому праву, обвини­тель, если бы не сумел доказать вины (что было сделать очень трудно при огромных фи­нансовых возможностях жидов и их сплочен­ности), подлежал тому же наказанию, которое следовало обвиняемому, т. е. смертной казни.

Понятно, что при таких условиях, несмотря на общее признание факта совершения ритуальных убийств жидами (католической церковью было канонизовано в качестве святых несколько младенцев, умученных от жидов, памятники и изображения жидовских ритуальных изуверств сохранились в различных горо­дах Европы), немного находилось смельчаков, решавшихся на обличение жидовского изу­верства.

Наиболее кровопийственные угнеждения жидовской злобы образовались к началу Ливонской войны в приграничных с Московским государством исконно русских областях Поль­ши и Литвы, куда собиралось с Руси все еретическое жидовствующее отребье, и откуда жи­ды удобнее могли вредить христианскому государству, закрывшему для них свои границы.

В 1550 году Царь Иоанн Грозный писал к польскому королю Сигизмунду "о лихих де­лах от жидов, как они наших людей от Христи­анства отводили, отравные зелья к нам приво­зили и напасти многие нашим людям дела­ли"… (Соловьев, История России, т. 6, с. 159).

В приграничных исконно русских местечках и городах с коренным православным населе­нием, не имевшим защиты от Православного Государя, жиды находили легкую добычу для своих скверных кровавых жертвоприношений.

Отсюда, из многочисленных жидовских тайных узилищ и темниц, неслись к многосострадательному сердцу Русского Царя мольбы и стенания тысяч и тысяч невинных христиан­ских страдальцев.

Нанеся военный удар по главе детоненасытного змея, Царь Иоанн Грозный вызвал на себя извержение бешенной сатанинской злобы.

Масонская историография делит царствова­ние Иоанна Грозного на два периода. Пер­вый - до Ливонской войны, когда

Царь был добрым и ничего не предпринимал без совета умных вельмож, и второй - "ужасный", когда, вместо того, чтобы по совету Адашева и "Из­бранной Рады", идти войной на крымского хана, поддерживаемого могущественными турка­ми, с которыми не могла справиться вся Евро­па, Царь начал выводить измену в собствен­ном государстве и возвращать державе Рус­ской ее исконные земли и города.

Именно с этого времени "обнаружились" в благочестивейшем Православном Государе все мыслимые и немыслимые пороки, получившие достойное отражение в литографированных гравюрах, во множестве распространявшихся в европейских странах - Русский Царь, сидя­щий на троне с головою рычащего пса вместо человеческого лица. (Точная характеристика, даваемая жидовским талмудом всякому доб­рому христианину!)

В победоносном военном походе, сокрушив богомерзкие алтари кровожадного жидовства, Царь Иоанн Грозный обнаружил симпатичес­кие связи, по которым распространялось от злых действие жидовской льсти, в самом го­сударевом дворце.

Выяснилось, что противодействие Ливон­ской войне со стороны ближайших советников Царя и боярской думы было вызвано вовсе не державными интересами.

Думный дьяк Алексей Адашев оказался уличенным в сожительстве с польской жидовкой, кощунственно называвшей себя Марией Магдалыней и проживавшей в Москве с пятью взрослыми жидами, которых она выдавала за сыновей. Был заподозрен в сношениях с антирусскими силами и изменил Царю ближайший друг и советник его князь Андрей Курбский.

Чем ревностнее и тверже сжимала царская рука древко державного копия, острие кото­рого прободало кровоядную пасть жидовского дракона в Ливонии, тем явственнее нарастал антидержавный мятеж в приказных верхах, боярской знати и среди некоторой части духо­венства.

Война с кровожадным Молохом и Ваалом обсевших русские рубежи жидов потребовала такого духовного напряжения, которое подор­вало все наиболее расслабленные, уязвимые и гнилые жилы Московского Государства.

На другой год после полоцкого погрома Царь разделил державу на Земщину и Оприч­нину.

Много знатных и родовитых мужей было на Московской Руси, много заслуженных вое­вод и бесстрашных воинов, которые могли похвалиться блестящими победами на полях ратных сражений, сильных во Израили, как писал князь Курбский в своих письмах к Ца­рю, но опереться в тайной коварной войне с .жидами Царь Иоанн Грозный мог лишь на избранных.

"Блага мудрость с наследием" (Еккл. 7,12), - говорит Писание.

Та же Божественная Премудрость, которая управляла судью Израилева Гедеона в войне с мадианитянами, наставляла благоверного Православного Государя Иоанна Грозного ко устроению Опричнины.

"И рече Господь к Гедеону: мнози людие иже с тобою, сего ради не предам мадиама в руку их, да не когда похвалится Израиль на Мя, глаголя: рука моя спасе мя: и ныне рцы во уши людей, глаголя: кто боязлив и ужастив, да возвратится и да отидет в горы галаадовы. И возвратишася от людий двадесять две тысящи, и десять тысящ осташася. И рече Господь к Гедеону: еще людие мнози суть: сведи я на воду и искушу тебе их тамо:... И сведе люди на воду, и рече Господь к Гедео­ну: всяк иже полочет языком своим от воды, якоже лочет пес, да поставиши его особь: и всяк иже на колену падет (пити), отлучи его особь. И бысть число в горстех локавших языком триста мужей: и вси оставшии людие преклонишася на колена своя пити воду. И ре­че Господь к Гедеону: треми сты мужей локавшими воду спасу вас, и предам мадиама в руку твою: и вси людие да пойдут, кийждо на место свое". (Суд. 7,2-7).

Всего триста му­жей ратных ревностно как псы лакавших на виду у царя воду державного благочестия вы­бором от всей земли Русской составили духовно военное опричное братство - опору и оружие государево в борьбе с жидами.

Согласно с юридической практикой Москов­ской Руси в XVI столетии, боярские провиннос­ти должен был судить сам Царь вместе с бо­ярской думой.

Царь Иоанн Грозный дал тремстам своим опричникам полномочия казнить царских лиходеев и сопостат по праву ревнования поми­мо царского суда, непоколебимым упорством и божественной ревностью по благочестии препобедив и угасив дерзость и злобу жидовскую, тайными интригами, подкупом и колдовским наваждением действовавшую в Русском Ста­не. Оградил Землю Русскую от кровавых про­делок лютых жидов.

Право божественного ревнования, присваи­вая и извращая которое жидовские раввины, прикрывают утонченное служение диаволу, совершаемое через принесение кровавых детоубийственных жертв, - это божественное право, возгреваемое в верных сердцах и "убивающее нечестивых от лица царева", и есть та "из­бранная сикима", разделяемая и взимаемая у жидов, - этих злейших и страшнейших вра­гов Христианства, приточно изображаемых "амореев", которую добыл опричным мечом и луком Русской Державе Царь Иоанн Грозный.

Усилиями масонских историков и писателей последующих поколений опричные деяния благочестивого Царя были оболганы и извращены, и божественная ревность благословен­ного братства опричников стала представлять­ся произволом кучки разнузданных насильни­ков и убийц, действовавших в личных корыст­ных интересах, но не таковой являлась "Госу­дарева Светлость Опричнина" в сознании сов­ременников.

Опричные деяния Грозного Царя соверша­лись в полном согласии с волей и устремления­ми русского народа, одобрившего и благосло­вившего в лице своих представителей из Мос­ковских низов и соборного Духовенства Рус­ской Церкви самое учреждение Опричнины. Впоследствии, духовное единство Земщины и Опричнины подтвердил созванный Царем со­бор Всея Земли (от всех сословий, в том числе ремесленников и купечества), который выска­зался за безусловное продолжение кровопро­литной Ливонской войны в ясном сознании ее цели и значения.

Очевидно, что в опричном окружении Царя не только не могло быть места случайным лю­дям и всякого рода проходимцам, но и более того, те триста опричников, которые были на­делены от Царя правом ревнования и знаками или эмблемами принадлежащей им привилегии (имели собачьи головы и "помялы"), явля­лись известнейшими во всей Московской Руси мужами, пользовавшимися непререкаемым нравственным авторитетом.

Опричный "перебор людишек", тысячи лучших царских слуг "выбором ото всех городов" был начат Царем за 15 лет до официального учреждения Опричнины.

Как посвящение ветхозаветных левитов в стражи дому Израилева совершалось при возложении на них рук всего избранного наро­да (Числ. 8), так точно выбор "тысячи" из доблестнейших дворянских родов происходил при непосредственном участии всего русского народа и сопровождался торжественными об­рядами и напутствиями.

"Выбор" Государев был безошибочен.

Историк замечает: "Среди "тысячи" встре­чаются имена синодика Успенского собора, куда по древнему обычаю повелением Госуда­ря записывались на вечное поминовение воины "храбрствовавшие и убиенные за святые церк­ви и за Православное Христианство" (Ю. Вип­пер, Иван Грозный, М., 1944 г. с. 40).

В сопровождении этой избранной "тысячи" Царь Иоанн Грозный и отъехал в Александров­скую Слободу зимой 1564 года, где, основав Распятскую церковь, обрек себя и триста из­бранных из лучших нести опричный крест ревнования Дому Божию.

Посвященные Царем в тайны опричного до­мостроительства, члены Голгофо-Распятского опричного братства, облачившись в черные монашеские одеяния и оставив семьи и дома, вышли из мира, чтобы, приняв на себя, разде­лить с Царем лютую злобу смертоубийствен­ных жидовских наваждений.

Пройдя крестным путем ревнования Дому Божию вместе с Грозным Царем по плачевной земной юдоли, они шествуют ныне, стяжав в борьбе с жидовской крамолой нетленные вен­цы победителей смертоносных сокровищ ада, стезями Небесного Воинства России.

Клевета на них есть клевета на весь русский народ, и на ту избранную его часть - небесных воинов, которые и поныне защищают Русь от напастей жидовских.

Страшными историями о еврейских погро­мах, нашептываемыми на ночь под завывания гуманистических врак об общечеловеческих ценностях, оболгав и угасив опричную рев­ность по благочестии в Русском Народе, жиды, как мычащий скот, повели его на заклание на талмудической бойне - "ЧеКа", залив русскую землю реками христианской крови и покрыв ее идольскими капищами и изваяниями Молоха и Вила. И до ныне коварством и хитростью они удерживают русскую совесть в узах лож­ного покаяния за грехи малодушия и неправосудного гнева.

"Словеса беззаконнии премогоша нас, и не­честие наша Ты очистиши" (Пс. 64,4), - от лица ревнителей последних времен восклицает св. пророк Давид.

Опричное наследство

Попытки вступить в обладание опричным наследством предпринимались неоднократно в разные периоды русской истории.

Во все время, когда открыт был русским лю­дям доступ к святыням Кремля, не прекращался поток ищущих державного заступления к раке мощей благоверного Царя Иоанна Гроз­ного, почивающих в Успенском соборе. По церковному преданию, панихида, отслуженная у гроба Царского, решала дело в неправом суде. В одной из Кремлевских палат находится настенное изображение царское, писанное "иконным пошибом" с венцом, как у святого. "Полный месяцеслов Востока" архимандрита Сергия делает упоминание имени благоверно­го Царя Иоанна Васильевича в числе Москов­ских чудотворцев, указывающее на сильное почитание Грозного Царя москвичами и их добрую память, а может быть, в иные време­на, и тоскование по Опричнине.

Многолетние усилия державных русских людей, ревновавших о "деле Бейлиса", были направлены, в конечном итоге, на понуждение царствующего Императора Николая II к нас­ледованию Опричнины. Торжественное праздно­вание памяти святого мученика Гавриила в Свято-Троицком Слуцком монастыре, где по­коились св. мощи умученного от жидов младенца, в 1914 году после позорного поражения официального государственного правосудия, подкупленного и запуганного угрозами еврей­ских провокаций и погромов в "деле Бейлиса", явилось тем самым актом соборного обраще­ния русского народа к Царю, который должен был послужить духовным поводом к принятию Им на себя опричного наследства.

Скупая заметка об этом, небывалом и для предреволюционной православной России, за­мечательном торжестве, помещенная в "Рус­ском Иноке", ежемесячном издании Почаевской лавры за 1914 год, красноречиво, даже языком, урезанным придворной цензурой, го­ворит о том глубоком опричном значении, ко­торое придавали празднованию памяти свято­го умученного от жидов младенца его державные участники и устроители.

"Торжество в честь св. мученика младенца Гавриила в Слуцком Свято-Троицком монас­тыре.

20-го апреля всенощное бдение у раки с мощами св. мученика Гавриила совершено тре­мя владыками с литией на открытом воздухе. Всю ночь совершалось бдение и поклонение св. мощам мученика. По случаю воскресения молящиеся прибывали отовсюду. Среди них встречались и католики. Питейные заведения в течение трех дней были закрыты.

В виду огромного числа молящихся, стек­шихся на поклонение мощам св. мученика Гавриила, в монастыре 20-го апреля соверше­ны две литургии к крестным ходом вокруг монастыря.

Богослужение совершал архиепископ Волынский Антоний в сослужении с епископами Минским Митрофаном и Феофилактом Слуц­ким и сонмом духовенства. Владыкой Анто­нием произнесено слово памяти св. мученика Гавриила.

Во время крестного хода с мощами св. Гавриила на глазах народа, архиепископа Анто­ния и предводителя дворянства Рыбакова шестилетний крестьянский мальчик с парали­зованными ногами получил исцеление. Архие­пископ Антоний окропил малютку св. водой, затем всенародно произнес акафист младенцу Гавриилу. Владыка Антоний говорит, что та­кой наплыв паломников (35 000 чел.) он наблюдал только в Почаеве, и то редко. Праздник прошел благополучно. Получены сотни при­ветственных телеграмм от членов Гос. Совета, Думы, братств...

В объединенном собрании под председа­тельством арх. Антония, всех православных людей, участвовавших в торжестве прославле­ния св. мученика Гавриила, постановлено по­вергнуть к стопам Его императорского Вели­чества Государя Императора верноподданические чувства любви и преданности. Всепод­даннейшая телеграмма была составлена в следующих выражениях:

"Ливадия, Его Императорскому Величеству. В лице ныне прославляемого св. мученика Гавриила Белоруссия вспоминает свои вековые страдания, ослабу от которых она имеет толь­ко от Самодержавных обладателей земли русской, посему о Них всегда горячо молится и ныне, в священный день памяти умученного младенца, умиленно просит Господа услышать мольбы многотысячного собравшегося сюда народа и сохранить Помазанника Своего Государя нашего в здравии и долгоденствии. Ар­иепископ Волынский Антоний, епископ Мин­ский Митрофан, управляющий губернией Ченыкаев".

22 апреля Высокопреосвященный владыка Антоний удостоился получения следующей Вы­сочайшей телеграммы:

"Слуцк. Высокопреосвященнейщему Антонию, архиепископу Волынскому. От души бла­годарю вас и всех за меня помолившихся. НИКОЛАЙ".

Об обращении к опричному наследию свидетельствуют державные деяния ген.-лейте­нанта Царской Армии Михаила Константинови­ча Дитерихса, возглавлявшего колчаковское расследование убийства Царской Семьи и выбранного Земским Собором во Владивостоке в 1922 году верховным правителем земского приамурского края.

Он написал и издал во Владивостоке вместе с "Запиской о ритуальных убийствах" Вл. Ив. Даля книгу "Убийство Царской Семьи и чле­нов дома Романовых на Урале", в которой по­казывает ритуальный характер совершенного жидами Екатеринбургского злодеяния. Виде­ли верховного правителя Земского края во время выездов с опричными регалиями - при­тороченными к седлу собачей головы и мет­лою.

Самой серьезной попыткой "вознесения и разделения" (Пс. 107,7) Опричнины явилось "дело врачей", начатое по приказу Сталина органами МВД-МГБ против жидов-изуве­ров. Известен тот пиетет, который питал Сталин в последнее десятилетие своей жизни к памя­ти Грозного Русского Царя. Отражением его в историографии, литературе, кино явились многочисленные произведения, воспевающие державные деяния Опричного Государя.

Следы державного наследства Царя Иоанна Грозного явственно отпечатлеваются и на государственно-политических построениях сталинской эпохи.

Можно думать, что в применении к русским военным во главе с полковником Михаилом Рюминым, действовавшим по заданию Сталина против жидов-изуверов в "деле врачей", термин "сталинские опричники" хотя отчасти оправдан.

Поныне вопрос об усвоении опричного нас­ледства Царя Иоанна Грозного в путях рус­ского державного строительства остается от­крытым.

 В попытках замаскировать кровавое жидов­ское иго, с семнадцатого года довлеющее над Россией, обращением к традиционной государственной символике, которые предприни­маются нынешними жидовствующими правителями России под девизом "русского возрождения", не исключена возможность бутафорского заимствования и из опричного багажа: пе­реименование одного из подразделений МВД в опричный полк, применение названия "Оп­ричнина" в отношении какого-либо района или управления в связи с чрезвычайной ситуацией и т. д.

Наиболее вероятно самовольное присвоение себе наименования опричнины с ношением эк­зотической формы, эмблем и регалий, на что особенно падки честные русские патриоты, какой-нибудь патриотической, противожидовской организацей по недомыслию или с провакационной целью, чтобы "по возможности прельстить и избранных" (Мф. 24,24). Нет такого вида добродетели, который не использовался бы жидами для прикрытия греха. Преобразуясь всякой видимой тварью, составляя по нужде даже некое призрачное подражание человечеству Господа нашего Иисуса Христа, дьявол не может однако, по учению Св. Церк­ви принять образ знамения Честнаго и Живот­ворящего Креста Господня, "трепещет бо и трясется, не терпя взирати на славу Его".

Опричнина - оружие священной войны против изуверных жидов, которое добывается ревнованием страху Божию и самоохотным несением поношения Христова.

"Ревность дому Твоего снеде мя, и поноше­ния поносящих Ти нападоша на мя" (Пс. 68,10), - говорит св. пророк Давид.

Именно поношение Христово, Крест Христов и есть та печать, которая удостоверяет непод­дельность опричного состроения.

На языке Священного Писания древнерус­ской опричнине соответствуют понятия "из­брания" или "остатка", посвященного Богу, того малого числа праведников (даже до деся­ти человек), ради которых Господь обещал пощадить всех живущих на земле (Быт. 18,23-33), и которых, по словам апосто­ла Павла, "не стоит весь мир".

Угроза отъятия от среды, выхода из мира этих божественных избранников равносильна его погибели.

Последние дни мира, развязка его судеб, разрешение "тайны беззакония" связано, согласно Божественному Слову, с исходом верных: "точию держай ныне от среды будет" (2 Сол. 2,7).

Это отъятие в последние дни от среды мира удерживающего остатка верных, опричнение мира предсказано Самим Господом: "Тогда сущие во Иудеи да бежат на горы" (Мф. 24,16). Что и сбылось отчасти перед раз­рушением Иерусалима римлянами.

"Люди принадлежавшие к Иерусалимской церкви, повинуясь откровению, данному перед войной тамошним почтенным мужам, покину­ли Иерусалим и поселились в Перес в городе Пелле, уверовавшие во Христа выселились из Иерусалима, вообще все святые оставили сто­лицу Иудеи и всю иудейскую землю. Божий суд постиг наконец иудеев, ибо велико было их беззаконие перед Христом и его апостола­ми" (Евсевий, Церковная История, кн. 3, гл. 5.), - сообщает церковный историк.

Исполнится же окончательно проречение об Опричнине в последние дни.

По Святоотеческому Толкованию, иудея означает покаяние, а горы - твердое упование и призывание Бога на отмщение нечестивым. Некоторые в данном изречении под горами понимают святых.

Духовным исхождением из мира в предназначенное Богом время, соединясь в ревновании о наказании жидовской злобы, идоложертвенной кровью затопившей весь мир, святые составят Божественную Опричнину, "стан святых и город возлюбленный" (Ап. 20,8), для наведения праведного суда Божия на беззаконных, который и последует их горячим прошениям и молитвам.

Как сказано, "спадет с неба огнь и пожрет их" (Ап. 20,9).

Мысленную опричнину, духовно-военное исхождение от среды верных в последние време­на воспевает св. пророк Давид: "Яко помышле­ние человеческое исповестся Тебе и останок помышления празднует Ти" (Пс. 75,11).

"По словам божественного Максима, "оста­ток помышления" есть очищенный от всякого злого внушения помысл, как "остаток по из­бранию благодати" (Рим. 11,5), а речение "будет праздновать" значит то, что избранный глубокий помысл будет веселить Бога. При том праздник принадлежит веселящимся, а исповедование - испытуемым, и последнее производит печаль, а первый - радость" (Евфимий Зигабен, Толковая Псалтырь, с. 465).

Опричное помышление, очищенное в послед­ние времена и есть, как надо думать, та забы­тая и искаженная ныне часть Церковного Пре­дания, которая содержит учение о Православ­ном Царе, как охранителе прав Святой Церк­ви, именующимся защитником ее, и предъызбранном Богом Помазаннике Его и Государе христоименитого народа.

В "Разговоре о священнодействиях и таин­ствах церковных" блаженный Симеон архие­пископ Фессалоникийский пишет о древнем обычае Церкви при венчании и миропомаза­нии Царя на царство освящать установленны­ми чинопоследованиями вместе с Царем и приводящих его к миропомазанию государст­венных сановников и военачальников как свидетельствующих и подтверждающих его законное избрание лиц.

"В прежнее время посвящение совершалось после Царя и над другими сановниками. Ибо после избрания и царского определения они приводились в Церковь, был поставляем пред св. вратами против престола аналой и патриар­хом совершаемы были молитвы и благослове­ния" (Арх. Симеон Фессалоникийский, Сочи­нения, Спб. 1856, с. 200).

Таинственный смысл сего священнодействия заключается в том, что Православный Царь есть не просто первый чиновник в государстве, но является начальником особого церковного чина - Опричнины Верных, державных стражей и защитников Св. Церкви, ревностным служе­нием и состроением христианских добродете­лей которых укрепляется и утверждается его держава.

"Се что добро и что красно, но еже жити братии вкупе" (Пс. 132,1) - прикровенно изъ­ясняет таинство состроения чина державного служения св. пророк Давид, "речением, что так хорошо изобразив испытания в жизни (то есть крест), а что так прекрасно-происходя­щее из единомыслия единение и веселие" (Евфимий Зигабен, с. 335), которое сравнивает с излиянием священного мира при помазании Священников и Царей.

"Яко миро на главе" (Пс. 132,2).

"Этот архиерейский елей (миро) составля­ется из различных благовонных веществ: смирны, кинамона, тростника и рани, - говорит блаж. Феодорит, - но ни одно из них не дает само по себе такого благоухания, а смешение и соединение всех производит самый благовонный состав. Итак, прилично сему (пророк Давид) уподобил братское согласие. Ибо совокупность многих правых действий производит благоухание совершенной добродетели" (Зигабен, с. 336).

Такой совокупной добродетелью, которой как драгоценным и многосоставным миром та­инственно помазуется на церковное служение Православный Царь, и является единомысленное служение верных, духовно-воинская дисциплина - именуемое опричное веселие.

"Веселие праведных творити суд" (Прит. 21,15), - говорит Премудрость. И Св. Церковь прошениями молебного "Канона ко Господу нашему Иисусу Христу за Царя и за люди, певаемого в брани против сопостат находящих на ны" признает приличной эту совокупную добродетель православным воинам, оруженос­цам и слугам Царя, поборникам христианско­го благочестия: "Владычице, радости сердца наша исполни внегда ссещи главы безбожных воинств" (Потребник).

Усвоение опричного наследства Царя Иоан­на Грозного остатком верных русских людей во главе с Помазанником Божиим, Правос­лавным Царем совершится Премудростью Божией в последние времена, когда разжигае­мый огнем священного ревнования и закаляе­мый хладом несения поношения Христова оторжавеет от приражений неправедного гне­ва, порождаемого "страхом иудейским", русский духовный меч, когда на избранной Самим Богом в подножие престола Его святой Русской Земле восстанут из руин попранные и поруганные ныне святые Церкви Божии на месте раскопанных и избиенных опричным мечом скверных и кровавых жидовских алта­рей.

ПЕРВОЕ ПОСЛАНИЕ КУРБСКОГО ИВАНУ ГРОЗНОМУ

ГРАМОТА КУРБСКОГО ЦАРЮ-ГОСУДАРЮ ИЗ ЛИТВЫ

Царю, богом препрославленному и среди православных всех светлее являвшемуся, ныне же — за грехи наши — ставшему супротивным (пусть разумеет разумеющий), совесть имеющему прокаженную, какой не встретишь и у народов безбожных. И более сказанного говорить обо всем по порядку запретил я языку моему, но, из-за притеснений тягчайших от власти твоей и от великого горя сердечного решусь сказать тебе, царь, хотя бы немногое.

Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, обвиняя невинных православных в изменах, и чародействе, и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким? В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане — соратники твои? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не сдались ли тебе крепости немецкие благодаря мудрости их? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими? Или ты, царь, мнишь, что бессмертен, и впал в невиданную ересь, словно не боишься предстать перед неподкупным судьей — надеждой христианской, богоначальным Иисусом, который придет вершить справедливый суд над вселенной и уж тем более не помилует гордых притеснителей и взыщет за все и мельчайшие прегрешения их, как вещают слова: «Он есть Христос мой, восседающий на престоле херувимском одесную величайшего из высших, — судья между мной и тобой».

Какого только зла и каких гонений от тебя не претерпел! И каких бед и напастей на меня не обрушил! И каких грехов и измен не возвел на меня! А всех причиненных тобой различных бед по порядку не могу и исчислить, ибо множество их и горем еще объята душа моя. Но обо всем вместе скажу: всего лишен был и из земли божьей тобою без вины изгнан. И воздал ты мне злом за добро мое и за любовь мою непримиримой ненавистью. И кровь моя, которую я, словно воду, проливал за тебя, обличает тебя перед богом моим. Бог читает в сердцах: я же в уме своем постоянно размышлял, и совесть свою брал в свидетели, и искал, и в мыслях своих оглядывался на себя самого, и не понял, и не нашел - в чем же я перед тобой согрешил. Полки твои водил, и выступал с ними, и никакого тебе бесчестия не принес, одни лишь победы пресветлые с помощью ангела господня одерживал для твоей же славы, и никогда полков твоих не обратил спиной к врагам, а напротив, преславно одолевал на похвалу тебе. И все это не один год и не два, а в течение многих лет неустанно трудился в поте лица своего, так что мало мог видеть родителей своих, и с женой своей не бывал, и вдали от отечества своего находился, в самых дальних крепостях твоих против врагов твоих сражался и страдал от телесных мук, которым господь мой Иисус Христос свидетель; особенно много ран получил от варваров в различных битвах, и все тело мое покрыто ранами. Но тебе, царь, до всего этого и дела нет.

Хотел перечислить по порядку все ратные подвиги мои, которые совершил я во славу твою, но потому не называю их, что бог их еще лучше ведает. Он ведь за все это воздаст, и не только за это, но и за чашу воды студеной. И еще, царь, говорю тебе при этом: уже не увидишь, думаю, лица моего до дня Страшного суда. И не надейся, что буду я молчать обо всем: до последнего дня жизни моей буду беспрестанно со слезами обличать тебя перед безначальной Троицей, в которую я верую, и призываю на помощь херувимского владыки мать - надежду мою и заступницу, владычицу богородицу, и всех святых, избранников божьих, и государя моего, князя Федора Ростиславича.

Не думай, царь, и не помышляй в заблуждении своем, что мы уже погибли и истреблены тобою без вины, и заточены, и изгнаны несправедливо, и не радуйся этому, словно легкой победой похваляясь: казненные тобой, у престола господня стоя, взывают об отмщении тебе, заточенные же и несправедливо изгнанные тобой из страны взываем день и ночь к богу, обличая тебя. Хотя и похваляешься ты постоянно в гордыне своей, в этой временной и скоропреходящей жизни, измышляя на людей христианских мучительнейшие казни, к тому же надругаясь над ангельским образом и попирая его, вместе со вторящими тебе льстецами и товарищами твоих пиров бесовских, единомышленниками твоими боярами, губящими душу твою и тело, которые детьми своими жертвуют, превзойдя в этом жрецов Крона. И обо всем этом здесь кончаю.

А письмецо это, слезами омоченное, во гроб с собою прикажу положить, перед тем как идти с тобой на суд бога моего Иисуса. Аминь.

Писано в городе Волмере, владении государя моего короля Сигизмунда Августа, от которого надеюсь быть пожалован и утешен во всех печалях моих милостью его государевой, а особенно с помощью божьей.

Знаю я из священного Писания, что дьяволом послан на род христианский губитель, в прелюбодеянии зачатый богоборец Антихрист, и ныне вижу советника твоего, всем известного, от прелюбодеяния рожденного, который и сегодня шепчет в уши царские ложь, и проливает кровь христианскую, словно воду, и погубил уже столько сильных в Израиле, что по делам своим он и есть Антихрист: не пристало тебе, царь, иметь таких советчиков. В законе божьем в первом писано: «Моавитянин, и аммонитянин, и незаконнорожденный до десятого колена в церковь божью не входят» и прочая.

ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ КУРБСКОГО ИВАНУ ГРОЗНОМУ

КРАТКИЙ ОТВЕТ АНДРЕЯ КУРБСКОГО НА ПРЕПРОСТРАННОЕ ПОСЛАНИЕ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МОСКОВСКОГО

Широковещательное и многошумное послание твое получил, и понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто, таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобало, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, как это в обычае людей искусных и ученых, когда случается им кому-либо писать, в кратких словах излагая важные мысли, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями! Тут же и о постелях, и о шубейках, и иное многое — поистине слово вздорных баб россказни, и так все невежественно, что не только ученым и знающим мужам, но и простым и детям на удивление и на осмеяние, а тем более посылать в чужую землю, где встречаются и люди, знающие не только грамматику и риторику, но и диалектику и философию.

И еще к тому же меня, человека, уже совсем смирившегося, скитальца, жестоко оскорбленного и несправедливо изгнанного, хотя и многогрешного, но имеющего чуткое сердце и в письме искусного, так осудительно и так шумливо, не дожидаясь суда божьего, порицать и так мне грозить! И вместо того чтобы утешить меня, пребывающего во многих печалях, словно забыл ты и презрел пророка, говорящего: «Не оскорбляй мужа в беде его, и так достаточно ему», твое величество меня, неповинного изгнанника, такими словами, вместо утешения, осыпаешь. Да будет за то это бог тебе судьей. И так жестоко грызть за глаза ни в чем не повинного мужа, с юных лет бывшего верным слугой твоим! Не поверю, что это было бы угодно богу.

И уже не знаю, что ты от меня хочешь. Уже не только единоплеменных княжат, восходящих к роду великого Владимира, различными смертями погубил и богатство их, движимое и недвижимое, чего не разграбили еще дед твой и отец твой, до последних рубах отнял, и могу сказать с дерзостью, евангельскими словами, твоему прегордому царскому величеству ни в чем не воспрепятствовали. А хотел, царь, ответить на каждое твое слово и мог бы написать не хуже тебя, ибо по благодати Христа моего овладел по мере способностей своих слогом древних, уже на старости здесь обучился ему: но удержал руку свою с пером, потому что, как и в прежнем своем послании, писал тебе, возлагаю все на божий суд: и размыслил я и решил, что лучше здесь промолчать, а там дерзнуть возгласить перед престолом Христа моего вместе со всеми замученными тобою и изгнанными, как и Соломон говорит: «Тогда предстанут праведники перед лицом мучителей своих», тогда, когда Христос придет судить, и станут смело обличать мучивших и оскорблявших их, и, как и сам знаешь, не будет лицеприятия на суде том, но каждому человеку прямодушие его или коварство предъявлены будут, а вместо свидетелей собственная совесть каждого провозгласит в засвидетельствует истину. А кроме того, скажу, что не подобает мужам благородным браниться, как простолюдинам, а тем более стыдно нам, христианам, извергать из уст грубые и гневные слова, о чем я тебе не раз говорил и раньше. Лучше, подумал я, возложить надежду свою на всемогущего бога, в трех лицах прославляемого и чтимого, ибо ему открыта моя душа и видит он, что чувствую я себя ни в чем перед тобой не виноватым. А посему подождем немного, так как верую, что мы с тобой близко, у самого порога ожидаем пришествия надежды нашей христианской — господа бога, спаса нашего Иисуса Христа. Аминь.

ТРЕТЬЕ ПОСЛАНИЕ КУРБСКОГО ИВАНУ ГРОЗНОМУ

ОТВЕТ ЦАРЮ ВЕЛИКОМУ МОСКОВСКОМУ НА ЕГО ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ ОТ УБОГОГО АНДРЕЯ КУРБСКОГО, КНЯЗЯ КОВЕЛЬСКОГО

В скитаниях пребывая и в бедности, тобой изгнанный, титул твой великий и пространный не привожу, так как не подобает ничтожным делать этого тебе, великому царю, а лишь в обращении царей к царям приличествует употреблять такие именования с пространнейшими продолжениями. А то, что исповедуешься мне столь подробно, словно перед каким-либо священником, так этого я недостоин, будучи простым человеком и чина воинского, даже краем уха услышать, а всего более потому, что и сам обременен многими и бесчисленными грехами. А вообще-то поистине хорошо было бы радоваться и веселиться не только мне, некогда рабу твоему верному, но и всем царям и народам христианским, если бы было твое истинное покаяние, как в Ветхом завете Манассиино, ибо говорится, как он, покаявшись в кровопийстве своем и в нечестии, в законе господнем прожил до самой смерти кротко и праведно и никого и ни в чем не обидел, а в Новом завете - о достойном хвалы Закхеином покаянии и о том, как в четырехкратном размере возвращено было все обиженным им.

И если бы последовал ты в своем покаянии тем священным примерам, которые ты приводишь из Священного писания, из Ветхого завета и из Нового! А что далее следует в послании твоем, не только с этим не согласно, но изумления и удивления достойно, ибо представляет тебя изнутри как человека, на обе ноги хромающего и ходящего неблагочинно, особенно же в землях твоих противников, где немало мужей найдется, которые не только в мирской философии искусны, но и в Священном писании сильны: то ты чрезмерно унижаешься, то беспредельно и сверх меры превозносишься! Господь вещает к своим апостолам: "Если и все заповеди исполните, все равно говорите: мы рабы недостойные", а дьявол подстрекает нас, грешных, на словах только каяться, а в сердце себя превозносить и равнять со святыми преславными мужами. Господь повелевает никого не осуждать до Страшного суда и сначала вынуть бревно из своего ока, а потом уже вытаскивать сучок из ока брата своего, а дьявол подстрекает только какие-то слова произнести, будто бы каешься, а на деле же не только возноситься и гордиться бесчисленными беззакониями и кровопролитиями, но и почитаемых святых мужей учит не только проклинать, но даже дьяволами называть, как и Христа в древности жиды называли обманщиком и бесноватым, который с помощью Вельзевула, князя бесовского, изгоняет бесов, а все это видно из послания твоего величества, где ты правоверных и святых мужей дьяволами называешь и тех, кого дух божий наставляет, не стыдишься порицать за дух бесовский, словно отступился ты от великого апостола: "Никто же, - говорит он, - не называет Иисуса господом, только Духом святым". А кто на христианина правоверного клевещет, не на него клевещет, а на самого Духа святого, в нем пребывающего, и неотмолимый грех сам на свою голову навлечет, ибо говорит господь: "Если кто поносит Духа святого, то не простится ему ни на этом свете, ни на том". А к тому же что может быть гнуснее и что пресквернее, чем исповедника своего поправлять и мукам его подвергать, того, кто душу твою царскую к покаянию привел, грехи твои на своей вые носил и, подняв тебя из явной скверны, чистым поставил перед наичистейшим царем Христом, богом нашим, омыв покаянием! Так ли ты воздаешь ему после смерти его? О чудо! Как клевета, презлыми и коварнейшими маньяками твоими измышленная на святых и преславных мужей, и после смерти их еще жива! Не ужасаешься ли, царь, вспоминая притчу о Хаме, посмеявшемся над наготой отцовской? Какова была кара за это потомству его! А если таковое свершилось из-за отца по плоти, то насколько заботливей следует снисходить к проступку духовного отца, если даже что и случилось с ним по человеческой его природе, как об этом и нашептывали тебе льстецы твои про того священника, если даже он тебя и устрашал не истинными, но придуманными знамениями. О, по правде и я скажу: хитрец он был, коварен и хитроумен, ибо обманом овладел тобой, извлек из сетей дьявольских и словно бы из пасти льва привел тебя к Христу, богу нашему. Так же действительно и врачи мудрые поступают: дикое мясо и неизлечимую гангрену бритвой вырезают, пока не достигнут здорового тела, и потом излечивают мало-помалу и исцеляют больных. Так же и он поступал, священник блаженный Сильвестр, видя недуги твои душевные, за многие годы застаревшие и трудноизлечимые. Как некие мудрецы говорят: "Застаревшие, дескать, дурные привычки в душах человеческих через многие годы становятся самим естеством людей, и трудно от них избавиться" - вот так же и тот, преподобный, ради трудноизлечимого недуга твоего прибегал к пластырям: язвительными словами осыпал тебя и порицал и суровыми наставлениями, словно бритвой, вырезал твои дурные обычаи, ибо помнил он пророческое слово: "Да лучше перетерпишь, дескать, раны от друга, чем ласковый поцелуй врага". Ты же не вспомнил о том или забыл, будучи совращен злыми и лукавыми, отогнал и его от себя и Христа нашего вместе с ним. А порой он словно уздой крепкой и поводьями удерживал невоздержанность твою и непомерную похоть и ярость. Но на его примере сбылись слова Соломоновы: "Укори праведного, и с благодарностью примет" и еще: "Обличай праведного, и полюбит тебя". Другие же, следующие далее стихи не привожу: надеюсь на царскую совесть твою, зная, что искусен ты в священном Писании. А потому и не слишком бичую своими резкими словами твое царское величие я, ничтожный, а делаю что могу и воздержусь от брани, ибо совсем не подобает нам, воинам, словно слугам, браниться.

А мог бы ты и о том вспомнить, как во времена благочестивой жизни твоей все дела у тебя шли хорошо по молитвам святых и по наставлениям избранной рады, достойнейших советников твоих, и как потом, когда прельстили тебя жестокие и лукавые льстецы, губители и твои и отечества своего, как и что случилось: и какие язвы были богом посланы - говорю я о голоде и стрелах поветрия (мора), а напоследок и о мече варварском, отомстителе за поругание закона божьего, и внезапное сожжение славного града Москвы, и опустошение всей земли Русской, и, что всего горше и позорнее, - царской души падение, и позорное бегство войск царских, прежде бывших храбрыми; как некие здесь нам говорят - будто бы тогда, хоронясь от татар по лесам, с кромешниками своими, едва и ты от голода не погиб! А прежде тот измаильский пес, когда ты богоугодно царствовал, от нас, ничтожнейших слуг твоих, в поле диком бегая, места не находил и вместо нынешних великих и тяжелых даней твоих, которыми ты наводишь его на христианскую кровь, выплачивая дань ему, саблями нашими, - воинов твоих, - была дань басурманским головам заплачена.

А то, что ты пишешь, именуя нас изменниками, так мы были принуждены тобой против воли крест целовать, ибо есть у вас обычай, если кто не присягнет - то умрет страшной смертью, на это все тебе ответ мой: все мудрые с тем согласны, что если кто-либо по принуждению присягает или клянется, то не на того падет грех, кто крест целует, но всего более на того, кто принуждает, хотя бы и гонений не было. Если же кто не спасается от жестокого преследования, тот сам себе убийца, идущий против слова господня: "Если, - говорит, - преследуют вас в городе, идите в другой". А пример этому показал господь Христос, бог наш, нам, верным своим, ибо спасался не только от смерти, но и от преследования богоборцев-жидов.

А то, что ты сказал, будто бы я, разгневавшись на человека, поднял руку на бога, а именно церкви божьи разорил и пожег, на это отвечаю: или на нас понапрасну не клевещи, или выскобли, царь, эти слова, ибо и Давид принужден был из-за преследований Саула идти войной на землю Израилеву вместе с царем язычников. Я же исполнял волю не языческих, а христианских царей, по их воле и ходил. Но каюсь в грехе своем, что принужден был по твоему повелению сжечь большой город Витебск и в нем двадцать четыре церкви христианские. Так же и по воле короля Сигизмунда-Августа должен был разорить Луцкую волость. И там мы строго следили вместе с Корецким князем, чтобы неверные церквей божьих не жгли и не разоряли. И воистину не смог из-за множества воинов уследить, ибо пятнадцать тысяч было тогда с нами воинов, среди которых было немало и варваров: измаильтян и других еретиков, обновителей древних ересей, врагов креста христова; и без нашего ведома и в наше отсутствие, затаившись, нечестивые сожгли одну церковь с монастырем. И подтверждают это монахи, которые вызволены были нами из плена! А потом, около года спустя, главный враг твой - царь перекопский, присылал к королю, упрашивая его, а также и меня, чтобы пошли с ним на ту часть земли Русской, что под властью твоей. Я же, несмотря на повеление королевское, отказался: не захотел и подумать о таком безумии, чтобы пойти под басурманскими знаменами на землю христианскую вместе с чужим царем безбожным. Потом и сам король тому удивился и похвалил меня, что я не уподобился безумным, до меня решавшимся на подобное.

А то, что ты пишешь, будто бы царицу твою околдовали и тебя с ней разлучили те прежденазванные мужи и я с ними, то я тебе вместо тех святых говорить не стану, ибо дела их вопиют, словно трубы, возглашая о святости их и о добродетели. О себе же вкратце отвечу тебе: хотя и весьма многогрешен и недостоин, но однако, рожден от благородных родителей, из рода я великого князя смоленского Федора Ростиславича, как и ты, великий царь, прекрасно знаешь из летописей русских, что князья того рода не привыкли тело собственное терзать и кровь братии своей пить, как у некоторых издавна вошло в обычай: ибо первый дерзнул так сделать Юрий Московский, будучи в Орде, выступив против святого великого князя Михаила Тверского, а потом и прочие, чьи дела еще свежи в памяти и были на наших глазах. Что с Углицким сделано и что с Ярославичами и другими той же крови? И как весь их род уничтожен и истреблен? Это и слышать тяжело и ужасно! От сосцов материнских оторван, в мрачных темницах затворен и долгие годы находился в заточении и тот внук вечно блаженный и боговенчанный!

А та твоя царица мне, несчастному, близкая родственница, и убедишься в родстве нашем из написанного на той же странице.

А о Владимире, брате своем, вспоминаешь, как будто бы его хотели возвести на престол, воистину об этом и не думал, ибо и недостоин был этого. А тогда я предугадал, что подумаешь ты обо мне, еще когда сестру мою силой от меня взял и отдал за того брата своего или же, могу откровенно сказать со всей дерзостью, - в тот ваш издавна кровопийственный род.

А еще хвалишься повсеместно и гордишься, что будто бы силою животворящего креста лифляндцев окаянных поработил. Не знаю и не понимаю, как в это можно было поверить: скорее - под сенью разбойничьих крестов. Еще когда король наш с престола своего не двинулся, и вся шляхта еще в домах своих пребывала, и все воинство королевское находилось подле короля, а уже кресты те во многих городах были повергнуты неким Жабкой, а в Кеси - стольном городе - латышами. И поэтому ясно, что не христовы это кресты, а крест распятого разбойника, который несли перед ним. Гетманы польские и литовские еще и не начинали готовиться к походу на тебя, а твои окаянные воеводишки, а правильнее сказать - калики, из-под сени этих крестов твоих выволакивались связанные, а здесь, на великом сейме, на котором бывает множество народа, подвергались всеобщим насмешкам и надругательствам, окаянные, к вечному и немалому позору твоему и всей святорусской земли, и на поношение народу - сынам русским.

А то, что ты пишешь о Курлятеве, о Прозоровских и о Сицких, и не пойму, о каких узорочьях, о каком проклятии, и тут же припоминая деяния Крона и Афродиты и стрелецких жен, - то все это достойно осмеяния и подобно россказням пьяных баб, и на все это отвечать не требуется, как говорит премудрый Соломон: "Глупцу, дескать, отвечать не подобает", - поскольку уже всех тех вышеназванных, не только Прозоровских и Курлятевых, но и других многочисленных благородных мужей поглотила лютость мучителей их, а вместо них остались калики, которых силишься ставить воеводами, и упрямо выступаешь против разума и бога, а поэтому они вскоре вместе с городами исчезают, не только трепеща при виде единственного воина, но и пугаясь листка, носимого ветром, пропадают вместе с городами, как во Второзаконии пишет святой пророк Моисей: "Один, дескать, из-за беззаконий ваших обратит в бегство тысячу, а два - десятки тысяч".

А в том же послании напоминаешь, что на мое письмо уже отвечено, но и я давно уже на широковещательный лист твой написал ответ, но не смог послать из-за постыдного обычая тех земель, ибо затворил ты царство Русское, свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне, и если кто из твоей земли поехал, следуя пророку, в чужие земли, как говорит Иисус Сирахов, ты такого называешь изменником, а если схватят его на границе, то тем или иным способом предаешь его смерти. Так же и здесь, уподобившись тебе, жестоко поступают. И поэтому так долго не посылал тебе того письма. А теперь как этот ответ на теперешнее твое послание, так и тот - на широковещательное послание твое предыдущее посылаю к высокому твоему величеству. И если окажешься мудрым, да прочти их в тишине душевной и без гнева! И к тому же прошу тебя: не пытайся более писать чужим слугам, ибо и здесь умеют ответить, как сказал некий мудрец: "Захотел сказать, да не хочешь услышать", то есть ответ на твои слова.

А то, что пишешь ты, будто бы тебе не покорялся и хотел завладеть твоим государством, и называешь меня изменником и изгнанником, то на все это не отвечаю из-за явного на меня твоего наговора или клеветы. Также и от других ответов воздерживаюсь, потому что можно было писать в ответ на твое послание, либо сократив то, что уже тебе написано, чтобы не явилось письмо мое варварским из-за многих лишних слов, либо отдавшись на суд неподкупного судьи Христа, господа бога нашего, о чем я уже не раз напоминал тебе в прежних моих посланиях; поэтому же не хочу я, несчастный, перебраниваться с твоим царским величеством.

А еще посылаю тебе две главы, выписанные из книги премудрого Цицерона, известнейшего римского советника, жившего еще в те времена, когда римляне владели всей вселенной. А писал он, отвечая недругам своим, которые укоряли его как изгнанника и изменника, подобно тому как твое величество, не в силах сдержать ярости своего преследования, стреляет в нас, убогих, издалека огненными стрелами угроз своих и понапрасну и попусту.

Андрей Курбский, князь ковельский.

<...>

Посмотри же, царь, со вниманием: если языческие философы по естественным законам дошли до таких истин и до такого разума и великой мудрости между собой, как говорил апостол:"Помыслам осуждающим и оправдывающим", и того ради допустил бог, чтобы они владели всей вселенной, то почему же мы называемся христианами, а не можем уподобиться не только книжникам и фарисеям, но и людям, живущим по естественным законам! О, горе нам! Что ответим Христу нашему на суде и чем оправдаемся? Год спустя или два после первого послания моего к тебе увидел я, как воздал тебе бог по делам твоим и по содеянному руками твоими, постыдное и сверх всякой меры позорное поражение твое и войска твоего, погубил ты славу блаженной памяти великих князей русских, предков твоих и наших, благочестиво и славно царствовавших в великой Руси. И мало того что не устыдили и не посрамили тебя божественные кары и обличения, о которых я напомнил тебе в прежних письмах, казни различные за твое беззаконие, подобных каким на Руси никогда не бывало, и сожжение безбожными измаильтянами преславной столицы отечества твоего Москвы, и остался ты по своему прескверному произволению в своей фараонской непокорности и в своем ожесточении против бога и совести, всячески поправ чистую совесть, вложенную богом во всякого человека, которая словно недреманное око и неусыпный страж бережет и хранит душу и ум бессмертный в каждом человеке. И что еще того безумнее творишь и на что дерзаешь? Не постыдился написать нам, будто бы тебе, воевавшему с врагами своими, помогала сила животворящего креста! Так ты полагаешь и думаешь? О безумие человеческое, а особо - души, развращенные нахлебниками твоими или любимцами-маньяками! Очень и я тому удивился и все прочие мудрые люди, особенно же те, которые прежде знали тебя, когда ты еще жил по заповедям господним и был окружен избранными достойными мужами и не только был храбрым и мужественным подвижником, страшным врагам своим, но и наполнен был духом Священного писания и осиян чистотою и святостью. А ныне, развращенный своими мерзкими маньяками, в какую бездну недомыслия и безумия низвергнут ты и даже памяти лишен!

Как не вспомнишь ты, заглянув в священные книги, писанные для наставления нашего, что погрязшим в скверне и коварстве бог всемогущий и святость его не помогают? <...>

А лютость твоей власти погубила не одного Непотиана и двух других невиновных, а и многих воевод и полководцев, благородных и знатных и прославленных делами и мудростью, с молодых ногтей искушенных в военном деле и в руководстве войсками, и всем ведомых мужей - все, что есть лучшее и надежнейшее в битвах для победы над врагами, - ты предал различным казням и целыми семьями погубил без суда и без повода, прислушиваясь лишь к одной стороне, а именно внимая коварным своим льстецам, губителям отечества. И, погрязнув в подобных злодеяниях и кровопролитии, посылаешь на чужие земли под стены чужих крепостей великую армию христианскую без опытных и всем ведомых полководцев, не имеющую к тому же мудрого и храброго предводителя или гетмана великого, что бывает для войска особенно губительно и мору подобно, то есть, короче говоря, - без людей идешь, с овцами и с зайцами, не имеющими доброго пастыря и страшащимися даже гонимого ветром листика, как и в прежнем своем послании писал я тебе о каликах твоих, которых ты бесстыдно пытаешься превратить в воеводишек взамен тех храбрых и достойных мужей, которые истреблены или изгнаны тобою.

А недавно ко всему этому ты добавил еще один позор для предков твоих, пресрамный и в тысячу раз более горький: город великий Полоцк в своем же присутствии сдал ты со всею церковью - то есть с епископами и клириками и с воинами и со всем народом, а город тот ты прежде добыл своею грудью (чтобы потешить твое самолюбие, не скажу уже, что нашею верною службою и многими трудами!), ибо тогда ты еще не всех окончательно погубил и поразогнал, когда добыл себе Полоцк. Ныне же вместе со всем своим воинством ты в лесах прячешься, как хоронится одинокий беглец, трепещешь и скрываешься, хотя никто и не преследует тебя, только совесть твоя в душе твоей вопиет, обличая прескверные дела твои и бесчисленные кровопролития. Тебе только и остается, что браниться, как пьяной рабыне, а то, что поистине тебе подобает и что достойно царского сана, а именно - справедливый суд и защита, то все уже давно утрачено по молитвам и советам Вассиана Топоркова, из среды лукавейших иосифлян, который тебе советовал и нашептывал, чтобы ты не держал при себе советников мудрых, и по наставлениям других, подобных ему советчиков, из среды монахов и мирян. Вот какову славу от них приобрел! И разве даровали они тебе победу, как предрек Константину Великому святой Николай за трех мужей и тебе многократно сулил блаженный Сильвестр, исповедник твой, порицая тебя и осуждая за непотребные твои дела и коварный нрав, на него же ты и после смерти его продолжаешь негодовать! Или не читал ты написанного Исайей-пророком: "Лучше розга или палка в руках друга, чем нежные поцелуи врага"?

Вспомни прошедшие дни и возвратись к ним. Зачем ты, безумный, все еще бесчинствуешь против господа своего? Разве не настала пора образумиться и покаяться и возвратиться к Христу? Пока еще не отторгнута душа от тела, ибо после смерти не опомнишься, а в аду не исповедуешься и не покаешься. Ты же был мудрым и, думаю, знаешь о трех частях души и о том, как подчиняются смертные части бессмертной. Если же ты не ведаешь, то поучись у мудрейших и покори и подчини в себе звериную часть божественному образу и подобию: все ведь издавна тем и спасают душу, что худшее в себе подчиняют лучшему.

А если же в непомерной гордости и зазнайстве думаешь о себе, что мудр и что всю вселенную можешь поучать, пишешь в чужие земли чужим слугам, как бы воспитывая их и наставляя, то здесь над этим смеются и поносят тебя за это. <...>

Написано в преславном городе Полоцке, владении государя нашего пресветлого короля Стефана, особо прославленного богатырскими деяниями, на третий день после взятия города.

Андрей Курбский, князь ковельский.

Если пророки плакали и рыдали о Иерусалиме и о церкви, возведенной из камня, разукрашенной и прекрасной, и о всех жителях, в нем погибающих, то как не возрыдать нам о разорении града живого бога и о церкви телесной, которую создал господь, а не человек. В ней некогда святой дух пребывал, она была похвальным покаянием очищена и чистыми слезами омыта, из нее чистая молитва, словно благоуханное миро или фимиам, восходила к престолу господню, в ней же, как на твердом основании православной веры, созидались благочестивые дела, и царская душа в той церкви, словно голубка крыльями серебристыми, сверкала в груди чище и светлее самого золота, благодатью духа святого украшена и делами во имя крепости и святости тела Христова и драгоценнейшей его крови, которой он нас откупил от рабства у дьявола. Вот какова была прежде твоя церковь телесная! А за тобой и ради тебя все благочестивые следовали с хоругвями и крестами христианскими. Народы разные варварские не только с городами своими, но и целыми царствами покорялись тебе, и перед полками христианскими шел ангел-хранитель с воинством своим, "осеняя и защищая вокруг себя всех богобоязненных" "для установления пределов земли нашей", как сказал святой пророк Моисей, "врагов же устрашая и противников низлагая". Тогда это было, тогда, говорю тебе, когда "с избранными мужами и сам был избранным, с преподобными - преподобен, с неповинными - неповинен", как говорил блаженный Давид, и сила животворящего креста помогала тебе и воинству твоему.

Когда же развращенные и коварные совратили тебя, и супротивником стал ты, и после некоего покаяния снова обратился к прежним грехам по советам и наставлениям любимых своих льстецов, которые церковь твою телесную осквернили различными нечистотами, а особенно бездной пятоградной гнусности и другими бесчисленными и невыразимыми злодействами отличились, которыми вечно губящий нас дьявол издавна совращает род человеческий, и делает его мерзким перед лицом бога, и толкает на край гибели, как ныне и с твоим величеством по воле его случилось: вместо избранных и достойных мужей, которые не стыдясь говорили тебе всю правду, окружил ты себя сквернейшими прихлебателями и маньяками, вместо доблестных воевод и полководцев - гнуснейшими и богу ненавистными Вольскими с товарищами их, и вместо храброго воинства - кромешниками, или опричниками кровожадными, которые несравнимо отвратительней палачей; вместо божественных книг и священных молитв, которыми наслаждалась твоя бессмертная душа и освящался твой царский слух, - скоморохами с различными дудами и с ненавистными богу бесовскими песнями, для осквернения и отвращения твоего слуха от богословия; вместо того блаженного священника, который бы тебя примирил с богом через чистое твое покаяние, и других советников духовных, часто с тобой беседовавших, ты, как здесь нам говорят, - не знаю, правда ли это, - собираешь чародеев и волхвов из дальних стран, вопрошаешь их о счастливых днях, поступая подобно скверному и богомерзкому Саулу, который приходил, презрев пророков божьих к матропе, или к фортунисе, женщине-чародейке, расспрашивая ее о предстоящем сражении, она же в ответ на его желание по дьявольскому наваждению показала Самуила-пророка, словно бы восставшего из мертвых, показала в видении, как разъясняет святой Августин в своих книгах. А что далее с ним случилось? Это сам хорошо знаешь. Гибель его и дома его царского, о чем и блаженный Давид говорил: "Не долго проживут перед богом те, кто созидает престол беззакония", то есть жестокие повеления или суровые законы.

И если погибают цари и властелины, составляющие жестокие законы и неисполнимые предписания, то уж тем более должны погибнуть со всем домом своим те, которые не только составляют невыполнимые законы или уставы, но и опустошают свою землю и губят подданных целыми родами, не щадя и грудных младенцев, а должны были бы властелины каждый за подданных своих кровь свою проливать в борьбе с врагами; а они, говорят, девушек собрав невинных, за собою их подводами возят и безжалостно чистоту их растлевают, не удовольствуясь уже своими пятью или шестью женами! Еще же к тому - о чем невозможно и слышать - чистоту их отдавая на злое растление. О беда! О горе! В какую пропасть глубочайшую дьявол, супостат наш, самостоятельность и свободу нашу низвергает и толкает!

Еще и новые и новые злодеяния, как рассказывают нам здесь приходящие из твоей земли, в сотни раз более гнусные и богомерзкие, не стану описывать и ради сокращения писаньица моего и потому, что ожидаю суда Христова, и, закрыв рукой уста, дивлюсь я и оплакиваю все это.

А ты еще думаешь, что после всего этого, о чем даже слышать тяжело и нестерпимо, тебе и воинству твоему будет помогать сила животворящего креста? О споспешник древнего зверя и самого великого дракона, который искони противится богу и ангелам его, желая погубить все творение божие и все человеческое естество! Что же так долго не можешь насытиться кровью христианской, попирая собственную совесть? И почему так долго лежишь в тяжелом сне и не воспрянешь и не обратишься к богу и человеколюбивым ангелам его?

Вспомни же дни своей молодости, когда блаженно царствовал!

Не губи себя и вместе с собой и дома своего!

Как говорит Давид: "Любящий неправду ненавидит свою душу", и тем более обагренные кровью христианской исчезнут вскоре со всем своим домом! Почему так долго лежишь распростерт и храпишь на одре болезни своей, словно объятый летаргическим сном?

Очнись и встань! Никогда не поздно, ибо самовластие наше и воля, до той поры как расстанется с телом душа, данная нам богом для покаяния, не отнимется от нас ради перемены к лучшему.

Прими же божественное лекарство, которым, говорят, исцеляются и от самых смертоносных ядов, каковыми давно уже опоили тебя нахлебники твои и сам отец их - прелютый дракон. Когда же кто-либо этого лекарства для души человеческой вкусит, тогда, как говорит Златоуст в первом слове своем на Страстную неделю о покаянии Петра апостола: "После вкушения того воссылаются умиленные молитвы к богу слезами-посланцами". Мудрому достаточно. Аминь.

Написано в городе государя нашего короля Стефана, в Полоцке, после победы, бывшей под Соколом, на четвертый день.

Андрей Курбский, князь ковельский.

ПЕРВОЕ ПОСЛАНИЕ ИВАНА ГРОЗНОГО КУРБСКОМУ

БЛАГОЧЕСТИВОГО ВЕЛИКОГО ГОСУДАРЯ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ВСЕЯ РУСИ ИОАННА ВАСИЛЬЕВИЧА ПОСЛАНИЕ ВО ВСЕ ЕГО ВЕЛИКОЙ РОССИИ ГОСУДАРСТВО ПРОТИВ КРЕСТОПРЕСТУПНИКОВ, КНЯЗЯ АНДРЕЯ МИХАЙЛОВИЧА КУРБСКОГО С ТОВАРИЩАМИ, ОБ ИХ ИЗМЕНЕ

Бог наш Троица, прежде всех времен бывший и ныне сущий, Отец и Сын и святой Дух, не имеющий ни начала, ни конца, которым мы живем и движемся, именем которого цари прославляются и властители пишут правду; богом нашим Иисусом Христом дана была единородного слова божия победоносная и вовеки непобедимая хоругвь - крест честной первому из благочестивых царю Константину и всем православным царям и хранителям православия. И после того как исполнилась повсюду воля провидения и божественные слуги слова божьего, словно орлы, облетели всю вселенную, искра благочестия достигла и Российского царства. Исполненное этого истинного православия самодержавство Российского царства началось по божьему изволению от великого царя Владимира, просветившего Русскую землю святым крещением, и великого царя Владимира Мономаха, удостоившегося высокой чести от греков, и от храброго великого государя Александра Невского, одержавшего великую победу над безбожными немцами, и от достойного хвалы великого государя Дмитрия, одержавшего за Доном победу над безбожными агарянами вплоть до отомстителя за неправды - деда нашего, великого князя Ивана, и до приобретателя исконных прародительских земель, блаженной памяти отца нашего великого государя Василия, и до нас пребывает, смиренных скипетродержателей Российского царства. Мы же хвалим бога за безмерную его милость, ниспосланную нам, что не допустил он доныне, чтобы десница наша обагрялась кровью единоплеменников, ибо мы не возжелали ни у кого отнять царства, но по божию изволению и по благословению прародителей и родителей своих как родились на царстве, так и воспитались и возмужали, и божиим повелением воцарились, и взяли нам принадлежащее по благословению прародителей своих и родителей, а чужого не возжелали. Этого истинно православного христианского самодержавия, многою властию обладающего, повеление и наш христианский смиренный ответ бывшему прежде истинного православного христианства и нашего самодержавия боярину, и советнику, и воеводе, ныне же - отступнику от честного и животворящего креста господня и губителю христиан, и примкнувшему к врагам христианства, отступившему от поклонения божественным иконам, и поправшему все священные установления, и святые храмы разорившему, осквернившему и поправшему священные сосуды и образы, подобно Исавру, Гноетезному и Армянину, их всех в себе соединившему - князю Андрею Михайловичу Курбскому, изменнически пожелавшему стать ярославским князем, - да будет ведомо.

Зачем ты, о князь, если мнишь себя благочестивым, отверг свою единородную душу? Чем ты заменишь ее в день Страшного суда? Даже если ты приобретешь весь мир, смерть напоследок все равно похитит тебя; зачем ради тела душой пожертвовал, если устрашился смерти, поверив лживым словам своих бесами наученных друзей и советчиков? И повсюду, как бесы во всем мире, так и изволившие стать вашими друзьями и слугами, отрекшись от нас, нарушив крестное целование, подражая бесам, раскинули против нас различные сети и, по обычаю бесов, всячески следят за нами, за каждым словом и шагом, принимая нас за бесплотных, и посему возводят на нас многочисленные поклепы и оскорбления, приносят их к вам и позорят нас на весь мир. Вы же за эти злодеяния раздаете им многие награды нашей же землей и казной, заблуждаясь, считаете их слугами, и, наполнившись этих бесовских слухов, вы, словно смертоносная ехидна, разъярившись на меня и душу свою погубив, поднялись на церковное разорение. Не полагай, что это справедливо - разъярившись на человека, выступить против бога; одно дело - человек, даже в царскую порфиру облеченный, а другое дело - бог. Или мнишь, окаянный, что убережешься? Нет уж! Если тебе придется вместе с ними воевать, тогда придется тебе и церкви разорять, и иконы попирать, и христиан убивать; если где и руками не дерзнешь, то там много зла принесешь и смертоносным ядом своего умысла.

Представь же себе, как во время военного нашествия конские копыта попирают и давят нежные тела младенцев! Когда же зима наступает, еще больше жестокостей совершается. И разве твой злобесный собачий умысел изменить не похож на злое неистовство Ирода, явившегося убийцей младенцев? Это ли считаешь благочестием - совершать такие злодейства? Если же ты возразишь, что мы тоже воюем с христианами - германцами и литовцами, то это совсем не то. Если бы и христиане были в тех странах, то ведь мы воюем по обычаям своих прародителей, как и прежде многократно бывало; но сейчас, как нам известно, в этих странах нет христиан, кроме мелких церковных служителей и тайных рабов господних. Кроме того, и война с Литвой вызвана вашей же изменой, недоброжелательством и легкомысленным небрежением.

Ты же ради тела погубил душу, презрел нетленную славу ради быстротекущей и, на человека разъярившись, против бога восстал. Пойми же, несчастный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся душой и телом! Сбылось на тебе сказанное: "Кто думает, что он имеет, всего лишится". В том ли твое благочестие, что ты погубил себя из-за своего себялюбия, а не ради бога? Могут же догадаться находящиеся возле тебя и способные к размышлению, что в тебе - злобесный яд: ты бежал не от смерти, а ради славы в той кратковременной и скоротекущей жизни и богатства ради. Если же ты, по твоим словам, праведен и благочестив, то почему же испугался безвинно погибнуть, ибо это не смерть, а дар благой? В конце концов все равно умрешь. Если же ты убоялся смертного приговора по навету, поверив злодейской лжи твоих друзей, слуг сатаны, то это и есть явный ваш изменнический умысел, как это бывало в прошлом, так и есть ныне. Почему же ты презрел слова апостола Павла, который сказал: "Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти кроме как от бога: тот, кто противится власти, противится божьему повелению". Посмотри на это и вдумайся: кто противится власти - противится богу; а кто противится богу - тот именуется отступником, а это наихудшее из согрешений. А ведь сказано это обо всякой власти, даже о власти, добытой кровью и войнами. Вдумайся в сказанное, ведь мы не насилием добыли царства, тем более поэтому, кто противится такой власти - противится богу. Тот же апостол Павел сказал (и этим словам ты не внял): "Рабы, слушайтесь своих господ, работая на них не только на глазах, как человекоугодники, но как слуги бога, повинуйтесь не только добрым, но и злым, не только за страх, но и за совесть". На это уж воля господня, если придется пострадать, творя добро. Если же ты праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни?

Но ради преходящей славы, себялюбия, радостей мира сего все свое душевное благочестие, вместе с христианской верой и законом, ты попрал, уподобился семени, брошенному на камень и выросшему, когда же воссияло знойное солнце, тотчас же, из-за одного ложного слова, поддался ты искушению, и отвергся, и не вырастил плода; из-за лживых слов ты уподобился семени, упавшему на дорогу, ибо дьявол исторг из твоего сердца посеянную там истинную веру в бога и преданную службу нам и подчинил тебя своей воле. Потому и все божественные писания наставляют в том, что дети не должны противиться родителям, а рабы господам ни в чем, кроме веры. А если ты, научившись у отца своего, дьявола, всякое лживыми словами своими сплетаешь, будто бы бежал от меня ради веры, то - жив господь бог мой, жива душа моя - в этом не только ты, но и твои единомышленники, бесовские слуги, не смогут нас обвинить. Но более всего уповаем - воплощения божьего слова и пречистой его матери, заступницы христианской, милостью и молитвами всех святых - дать ответ не только тебе, но и тем, кто попрал святые иконы, отверг христианскую божественную тайну и отступил от бога (ты же с ними полюбовно объединился), обличить их словом, и провозгласить благочестие, и объявить, что воссияла благодать.

Как же ты не стыдишься раба своего Васьки Шибанова? Он ведь сохранил свое благочестие, перед царем и перед всем народом стоя, у порога смерти, не отрекся от крестного целования тебе, прославляя тебя всячески и вызываясь за тебя умереть. Ты же не захотел сравняться с ним в благочестии: из-за одного какого-то незначительного гневного слова погубил не только свою душу, но и души своих предков, - ибо по божьему изволению бог отдал их души под власть нашему деду, великому государю, и они, отдав свои души, служили до своей смерти и завещали вам, своим детям, служить детям и внукам нашего деда. А ты все это забыл, собачьей изменой нарушив крестное целование, присоединился к врагам христианства; и к тому же еще, не подумав о собственном злодействе, нелепости говоришь этими неумными словами, будто в небо швыряя камни, не стыдясь благочестия своего раба и не желая поступить подобно ему перед своим господином.

Писание твое принято и прочитано внимательно. А так как змеиный яд таишь ты под языком своим, то хотя письмо твое по хитрости твоей наполнено медом и сотами, но на вкус оно горше полыни; как сказал пророк: "Слова их мягче елея, но подобны они стрелам". Так ли привык ты, будучи христианином, служить христианскому государю? Так ли следует воздавать честь владыке, от бога данному, как делаешь ты, изрыгая яд по обычаю бесовскому? Начало своего письма ты написал, размышляя о наватской ереси, думая не о покаянии, а - подобно Навату - о том, что выше человеческой природы. А когда ты про нас написал: "среди православных и среди пресветлых явившемуся", - то это так и есть: как в прошлом, так и сейчас веруем верой истинной в истинного и живого бога. А что до слов "сопротивным, разумеющий совесть прокаженную имея", то тут ты по-наватски рассуждаешь и не думаешь об евангельских словах. <...>

Разве это и есть "совесть прокаженная" - держать свое царство в своих руках, а своим рабам не давать господствовать? Это ли "против разума" - не хотеть быть под властью своих рабов? И это ли "православие пресветлое" - быть под властью и в повиновении у рабов?

Это все о мирском; в духовном же и церковном если и есть некий небольшой грех, то только из-за вашего же соблазна и измены, кроме того, и я человек: нет ведь человека без греха, один бог безгрешен; а не так как ты - считаешь себя выше людей и равным ангелам. А о безбожных народах что и говорить! Там ведь у них цари своими царствами не владеют, а как им укажут их подданные, так и управляют. Русские же самодержцы изначала сами владеют своим государством, а не их бояре и вельможи! И этого в своей озлобленности не смог ты понять, считая благочестием, чтобы самодержавие подпало под власть известного тебе попа и под ваше злодейское управление. А это по твоему рассуждению "нечестие", когда мы сами обладаем властью, данной нам от бога, и не хотим быть под властью попа и вашего злодейства? Это ли мыслится "супротивно", что вашему злобесному умыслу тогда - божьей милостью, и заступничеством пречистой богородицы, и молитвами всех святых, и родительским благословением, - не дал погубить себя? Сколько зла я тогда от вас претерпел, обо всем это подробнее дальнейшие слова известят.

Если же ты вспоминаешь о том, что в церковном предстоянии что-то не так было и что игры бывали, то ведь это тоже было из-за ваших коварных замыслов, ибо вы отторгли меня от спокойной духовной жизни и по-фарисейски взвалили на меня едва переносимое бремя, а сами и пальцем не шевельнули; и поэтому было церковное предстояние не твердо, частью из-за забот царского правления, вами подорванного, а иногда - чтобы избежать ваших коварных замыслов. Что же до игр, то, лишь снисходя к человеческим слабостям, ибо вы много народа увлекли своими коварными замыслами, устраивал я их для того, чтобы он нас, своих государей, признал, а не вас, изменников, подобно тому как мать разрешает детям забавы в младенческом возрасте, ибо когда они вырастут, то откажутся от них сами или, по советам родителей, к более достойному обратятся, или подобно тому, как бог разрешил евреям приносить жертвы - лишь бы богу приносили, а не бесам. А чем у вас привыкли забавляться?

В том ли "супротивным явился", что я не дал вам погубить себя? А ты зачем против разума душу свою и крестное целование ни во что счел, из-за мнимого страха смерти? Советуешь нам то, чего сам не делаешь! По-наватски и по-фарисейски рассуждаешь: по-наватски потому, что требуешь от человека большего, чем позволяет человеческая природа, по-фарисейски же потому, что, сам не делая, требуешь этого от других. Но всего более этими оскорблениями и укорами, которые вы как начали в прошлом, так и до сих пор продолжаете, ярясь как дикие звери, вы измену свою творите - в этом ли состоит ваша усердная и верная служба, чтобы оскорблять и укорять? Уподобляясь бесноватым, дрожите и, предвосхищая божий суд, и прежде его, своим злолукавым и самовольным приговором со своими начальниками, с попом и Алексеем, осуждаете меня как собаки. И этим вы стали противниками богу, а также и всем святым и преподобным, прославившимся постом и подвигами, отвергаете милосердие к грешным, а среди них много найдешь падших, и вновь восставших (не позорно подняться!), и подавших страждущим руку, и от бездны грехов милосердно отведших, по апостолу, "за братьев, а не за врагов их считая", ты же отвернулся от них! Так же как эти святые страдали от бесов, так и я от вас пострадал.

Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий хуже кала? Или, по-твоему, праведно поступили твои злобесные единомышленники, сбросившие монашескую одежду и воюющие против христиан? Или готовитесь ответить, что это было насильственное пострижение? Но не так это, не так! Как говорил Иоанн Лествичник: "Видел я насильственно обращенных в монахи, которые стали праведнее, чем постригшиеся добровольно". Что же вы этому слову не последовали, если благочестивы? Много было насильно постриженных и получше Тимохи даже среди царей, а они не оскверняли иноческого образа. Тем же, которые дерзали расстричься, это на пользу не пошло - их ждала еще худшая гибель, духовная и телесная, как было с князем Рюриком Ростиславичем Смоленским, постриженным по приказу своего зятя Романа Галичского. А посмотри на благочестие его княгини: когда он захотел освободить ее от насильственного пострижения, она не пожелала преходящего царства, а предпочла вечное и приняла схиму; он же, расстригшись, пролил много христианской крови, разграбил святые церкви и монастыри, игуменов, попов и монахов истязал и в конце концов не удержал своего княжения, и даже имя его забыто. <...>

Как же ты не смог этого понять, что властитель не должен ни зверствовать, ни бессловесно смиряться? Апостол сказал: "К одним будьте милостивы, отличая их, других же страхом спасайте, исторгая из огня". Видишь ли, что апостол повелевает спасать страхом? Даже во времена благочестивейших царей можно встретить много случаев жесточайших наказаний. Неужели ты, по своему безумному разуму, полагаешь, что царь всегда должен действовать одинаково, независимо от времени и обстоятельств? Неужели не следует казнить разбойников и воров? А ведь лукавые замыслы этих преступников еще опаснее! Тогда все царства распадутся от беспорядка и междоусобных браней. Что же должен делать правитель, как не разбирать несогласия своих подданных? <...>

Разве же это "супротив разума" - сообразоваться с обстоятельствами и временем? Вспомни величайшего из царей, Константина: как он, ради царства, сына своего, им же рожденного, убил! И князь Федор Ростиславич, прародитель ваш, сколько крови пролил в Смоленске во время Пасхи! А ведь они причислены к святым. <...> Ибо всегда царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими, добрым же - милосердие и кротость, злым же - жестокость и муки, если же нет этого, то он не царь. Царь страшен не для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если делаешь зло - бойся, ибо царь не напрасно меч носит - для устрашения злодеев и ободрения добродетельных. Если же ты добр и праведен, то почему, видя, как в царском совете разгорелся огонь, не погасил его, но еще сильнее разжег? Где тебе следовало разумным советом уничтожить злодейский замысел, там ты еще больше посеял плевел. И сбылось на тебе пророческое слово: "Вы все разожгли огонь и ходите в пламени огня вашего, который вы сами на себя разожгли". Разве ты не сходен с Иудой-предателем? Так же как он ради денег разъярился на владыку всех и отдал его на убиение, находясь среди его учеников, а веселясь с иудеями, так и ты, живя с нами, ел наш хлеб и нам служить обещался, а в душе копил злобу на нас. Так-то ты соблюл крестное целование желать нам добра во всем без всякой хитрости? Что же может быть подлее твоего коварного умысла? Как говорил премудрый: "Нет головы злее головы змеиной", также и нет злобы злее твоей. <...>

Неужели же ты видишь благочестивую красоту там, где царство находится в руках попа-невежды и злодеев-изменников, а царь им повинуется? А это, по-твоему, "сопротивно разуму и прокаженная совесть", когда невежда вынужден молчать, злодеи отражены и царствует богом поставленный царь? Нигде ты не найдешь, чтобы не разорилось царство, руководимое попами. Тебе чего захотелось - того, что случилось с греками, погубившими царство и предавшимися туркам? Это ты нам советуешь? Так пусть эта погибель падет на твою голову! <...>

Неужели же это свет - когда поп и лукавые рабы правят, царь же - только по имени и по чести царь, а властью нисколько не лучше раба? И неужели это тьма - когда царь управляет и владеет царством, а рабы выполняют приказания? Зачем же и самодержцем называется, если сам не управляет? <...>

Скажешь, что я, переворачивая единое слово, пишу все одно и то же? Но в том-то причина и суть всего вашего злобесного замысла, ибо вы с попом решили, что я должен быть государем только на словах, а вы бы с попом - на деле. Потому все так и случилось, что вы до сих пор не перестаете строить злодейские козни. Вспомни, когда бог избавил евреев от рабства, разве он поставил перед ними священника или многих управителей? Нет, он поставил владеть ими одного царя - Моисея, священствовать же приказал не ему, а брату его Аарону, но зато запретил заниматься мирскими делами; когда же Аарон занялся мирскими делами, то отвел людей от бога. Заключи из этого, что не подобает священнослужителям браться за дела правления. <...>

Посмотри на все это и подумай, какое управление бывает при многоначалии и многовластии, ибо там цари были послушны епархам и вельможам, и как погибли эти страны! Это ли и нам посоветуешь, чтобы к такой же гибели прийти? И в том ли благочестие, чтобы не управлять царством, и злодеев не держать в узде, и отдаться на разграбление иноплеменникам? Или скажешь мне, что там повиновались святительским наставлениям? Хорошо это и полезно! Но одно дело - спасать свою душу, а другое дело - заботиться о телах и душах многих людей; одно дело - отшельничество, иное - монашество, иное - священническая власть, иное - царское правление. Отшельничество подобно агнцу, никому не противящемуся, или птице, которая не сеет, не жнет и не собирает в житницу; монахи же хотя и отреклись от мира, но, однако, имеют уже обязанности, подчиняются уставам и заповедям,- если они не будут всего этого соблюдать, то совместное житие их расстроится; священническая же власть требует строгих запретов словом за вину и зло, допускает славу, и почести, и украшения, и подчинение одного другому, чего инокам не подобает; царской же власти позволено действовать страхом и запрещением и обузданием и строжайше обуздать безумие злейших и коварных людей. Так пойми же разницу между отшельничеством, монашеством, священничеством и царской властью. И разве подобает царю, если его бьют по щеке, подставлять другую? Это совершенно исключено! Как же царь сможет управлять царством, если допустит над собой бесчестие? А священникам это подобает. Уразумей поэтому разницу между царской и священнической властью! Даже у отрекшихся от мира встретишь многие тяжелые наказания, хотя и не смертную казнь. Насколько суровее должна наказывать злодеев царская власть!

"Так же неприемлемо и ваше желание править теми городами и областями, где вы находитесь. Ты сам своими бесчестными очами видел, какое разорение было на Руси, когда в каждом городе ли свои начальники и правители, и потому можешь понять, что это такое. <...>

Как же ты называешь таких изменников доброжелателями? Так же как однажды в Израиле заговорщики, изменнически и тайно сговорившись с Авимелехом, сыном Гедеона от любовницы, то есть от наложницы, перебили в один день семьдесят сыновей, Гедеона, родившихся от его законных жен, и посадили на престол Авимелеха, вы, по собачьему своему изменническому обыкновению, хотели истребить законных царей, достойных царства, и посадить на престол хоть и не сына наложницы, но дальнего царского родственника. Какие же вы доброжелатели и как же вы душу за меня готовы положить, если, подобно Ироду, хотели моего сосущего молоко младенца смертью жестокою свести со света сего и посадить на царство чужого царя? Так-то вы душу за меня готовы положить и добра мне желаете? Разве так поступили бы со своими детьми: дали бы вы им вместо яйца скорпиона и вместо рыбы камень? Если вы злы, то почему умеете творить добро своим детям, а если вы считаетесь добрыми и сердечными, то почему же вы не творите так же добра нашим детям, как и своим? Но вы еще от прародителей научились изменять: как дед твой Михаило Карамыш вместе с князем Андреем Углицким умыслил измену против нашего деда, великого государя Ивана, так и отец твой, князь Михаил, с великим князем Дмитрием-внуком многие беды замышлял и готовил смерть отцу нашему, блаженной памяти великому государю Василию, так же и деды твоей матери - Василий и Иван Тучки - говорили оскорбительные слова нашему деду, великому государю Ивану; так же и дед твой Михаило Тучков, при кончине нашей матери, великой царицы Елены, много говорил о ней высокомерных слов нашему дьяку Елизару Цыплятеву, и так как ты ехидны отродье, потому и изрыгаешь такой яд. Этим я достаточно объяснил тебе, почему я по твоему злобесному разуму "стал супротивным разумевая" и "разумевая, совесть прокаженную имеющий", но не измышляй, ибо в державе моей таковых нет. И хотя твой отец, князь Михаил, много претерпел гонений и уничижений, но такой измены, как ты, собака, он не совершил.

А когда ты вопрошал, зачем мы перебили сильных во Израиле и воевод, данных нам богом для борьбы с врагами нашими, различным казням предали и их святую и геройскую кровь в церквах божиих пролили, и кровью мученическою обагрили церковные пороги, и придумали неслыханные мучения, казни и гонения для своих доброхотов, полагающих за нас душу, облыгая православных и обвиняя их в изменах, чародействе и в ином непотребстве, то ты писал и говорил ложь, как научил тебя отец твой, дьявол, ибо сказал Христос: "Вы дети дьявола и хотите исполнить желания отца вашего, ибо он был искони человекоубийца и не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи". А сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится божьим милосердием, и милостью пречистой богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, а тем более не ипатами и стратигами. Не предавали мы своих воевод различным смертям, а с божьей помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить.

Крови же в церквах божьих мы никакой не проливали. Победоносной же и святой крови в нынешнее время в нашей земле не видно, и нам о ней неведомо. А церковные пороги - насколько хватает наших сил и разума и верной службы наших подданных - светятся всякими украшениями, достойными божьей церкви, всякими даяниями; после того как мы избавились от вашей бесовской власти, мы украшаем не только пороги, но и помост, и преддверие, - это могут видеть и иноплеменники. Кровью же никакой мы церковных порогов не обагряем; мучеников за веру у нас нет; когда же мы находим доброжелателей, полагающих за нас душу искренно, а не лживо, не таких, которые языком говорят хорошее, а в сердце затевают дурное, на глазах одаряют и хвалят, а за глаза поносят и укоряют (подобно зеркалу, которое отражает того, кто на него смотрит, и забывает отошедшего), когда мы встречаем людей, свободных от этих недостатков, которые служат нам честно и не забывают, подобно зеркалу, порученной службы, то мы награждаем их великим жалованием; тот же, который, как я сказал, противится, заслуживает казни за свою вину. А в других странах сам увидишь, как там карают злодеев - не по-здешнему. Это вы по своему злобесному нраву решили любить изменников, а в других странах изменников не любят и казнят их и тем укрепляют власть свою.

А мук, гонений и различных казней мы ни для кого не придумывали; если же ты вспоминаешь о изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят.

А то, что мы оболгали православных, то ты сам уподобился аспиду глухому, ибо, по словам пророка, "аспид глухой затыкает уши свои, чтобы не слышать голоса заклинателя, иначе будет заклят премудрым, ибо зубы в пасти их сокрушил господь и челюсти львам раздробил"; если уж я облыгаю, от кого же тогда ждать истины? Что же, по твоему злобесному мнению, что бы изменники ни сделали, их и обличить нельзя? А облыгать мне их для чего? Что мне желать от своих подданных? Власти, или их худого рубища, или чтобы ими насытиться? Не смеха ли достойна твоя выдумка? Чтобы охотиться на зайцев, нужно множество псов, чтобы побеждать врагов - множество воинов; кто же, имея разум, будет без причины казнить своих подданных!

Выше я обещал подробно рассказать, как жестоко я пострадал из-за вас в юности и страдаю доныне. Это известно всем (ты был еще молод в те годы, но, однако, можешь знать это): когда по божьей воле, сменив порфиру на монашескую рясу, наш отец, великий государь Василий, оставил это бренное земное царство и вступил на вечные времена в царство небесное предстоять пред царем царей и господином государей, мы остались с родным братом, святопочившим Георгием. Мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь: со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы - литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников, пришлось претерпеть разные невзгоды и печали, ибо князь Семен Бельский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной собаке, сбежали в Литву, и куда только они не бегали, взбесившись, - и в Царьград, и в Крым, и к ногаям, и отовсюду шли войной на православных. Но ничего из этого не вышло: по божьему заступничеству и пречистой богородицы, и великих чудотворцев, и по молитвам и благословению наших родителей все эти замыслы рассыпались в прах как заговор Ахитофела. Потом изменники подняли против нас нашего дядю, князя Андрея Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду (вот кого ты хвалишь и называешь доброжелателями, готовыми положить за нас душу), а от нас в это время отложились и присоединились к дяде нашему, к князю Андрею, многие бояре во главе с твоим родичем, князем Иваном, сыном князя Семена, внуком князя Петра Головы Романовича, и многие другие. Но с божьей помощью этот заговор не осуществился. Не то ли это доброжелательство, за которое ты их хвалишь? Не в том ли они за нас свою душу кладут, что хотели погубить нас, а дядю нашего посадить на престол? Затем же они, как подобает изменникам, стали уступать нашему врагу, государю литовскому, наши вотчины, города Радогощь, Стародуб, Гомель, - так ли доброжелательствуют? Если в своей земле некого подучить, чтобы погубили славу родной земли, то вступают в союз с иноплеменниками - лишь бы навсегда погубить землю!

Когда же суждено было по божьему предначертанию родительнице нашей, благочестивой царице Елене, переселиться из земного царства в небесное, остались мы со святопочившим в боге братом Георгием круглыми сиротами - никто нам не помогал; оставалась нам надежда только на милосердие божие, и на милость пречистой богородицы, и на всех святых молитвы и уповали лишь на благословение родителей наших. Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний - получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца, и воевод перебили! Дворы, и села, и имущества наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери нашей перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча палками, а остальное разделили. А ведь делал это дед твой, Михаило Тучков. Вот так князья Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и так воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея, и на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, схватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при нас, и, опозорив его, убили; и князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места; и на церковь руку подняли: свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение; и так осуществили все свои замыслы и сами стали царствовать. Нас же с единородным братом моим, святопочившим в боге Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас не взглянет - ни как родитель, ни как опекун и уж совсем ни как раб на господ. Кто же может перенести такую кичливость? Как исчислить подобные бессчетные страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалование, а взяли себе, а их жаловали не за дело, назначали не по достоинству; а бесчисленную казну деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для себя золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние. А известно всем людям, что при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая зеленая на куницах, да к тому же на потертых; так если это и было их наследство, то чем сосуды ковать, лучше бы шубу переменить, а сосуды ковать, когда есть лишние деньги. А о казне наших дядей что и говорить? Всю себе захватили. Потом напали на города и села и, подвергая жителей различным жестоким мучениям, без жалости грабили их имущество. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям? Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распоряжаются, а сами нарушали законы и чинили беспорядки, от всех брали безмерную мзду и в зависимости от нее поступали и говорили.

Так они жили много лет, но когда я стал подрастать, то не захотел быть под властью своих рабов и поэтому князя Ивана Васильевича Шуйского от себя отослал на службу, а при себе велел быть боярину своему князю Ивану Федоровичу Бельскому. Но князь Иван Шуйский, собрав множество людей и приведя их к присяге, пришел с войсками к Москве, и его сторонники, Кубенские и другие, еще до его прихода захватили боярина нашего, князя Ивана Федоровича Бельского, и иных бояр и дворян и, сослав на Белоозеро, убили, а митрополита Иоасафа с великим бесчестием прогнали с митрополии. Так же вот и князь Андрей Шуйский и его единомышленники явились к нам в столовую палату, неистовствуя, захватили на наших глазах нашего боярина Федора Семеновича Воронцова, обесчестили его, оборвали на нем одежду, вытащили из нашей столовой палаты и хотели его убить. Тогда мы послали к ним митрополита Макария и своих бояр Ивана и Василия Григорьевичей Морозовых передать им, чтобы они его не убивали, и они с неохотой послушались наших слов и сослали его в Кострому, а митрополита толкали и разорвали на нем мантию с украшениями, а бояр пихали взашей. Это они-то - доброжелатели, что вопреки нашему повелению хватали угодных нам бояр и избивали их, мучили и ссылали? Так ли они охотно душу за нас, государей своих, отдают, если приходят на нас войной, а на глазах у нас сонмищем иудейским захватывают бояр, а государю приходится сноситься с холопами и государю упрашивать своих холопов? Хороша ли такая верная воинская служба? Вся вселенная будет насмехаться над такой верностью! Что же и говорить о притеснениях, бывших в то время? Со дня кончины нашей матери и до того времени шесть с половиной лет не переставали они творить зло!

Когда же нам исполнилось пятнадцать лет, то взялись сами управлять своим царством, и, слава богу, управление наше началось благополучно. Но так как человеческие грехи часто раздражают бога, то случился за наши грехи по божьему гневу в царствующем граде Москве пожар, и наши изменники-бояре, те, которых ты называешь мучениками (я назову их имена, когда найду нужным), как бы улучив благоприятное время для своей измены, убедили скудоумных людей, что будто мать матери нашей, княгиня Анна Глинская, со своими людьми и слугами вынимала человеческие сердца и таким колдовством спалила Москву и что будто мы знали об этом их замысле. И по наущению наших изменников народ, собравшись по обычаю иудейскому, с криками захватил в приделе церкви великомученика Христова Димитрия Солунского нашего боярина, князя Юрия Васильевича Глинского; втащили его в соборную и апостольскую церковь Пречистой богородицы и бесчеловечно убили напротив митрополичьего места, залив церковь кровью, и, вытащив его тело через передние церковные двери, положили его на торжище, как осужденного преступника. И это убийство в церкви всем известно, а не то, о котором ты, собака, лжешь! Мы жили тогда в своем селе Воробьеве, и те же изменники подговорили народ и нас убить за то, что мы будто бы прячем от них у себя мать князя Юрия, княгиню Анну, и его брата, князя Михаила. Как же не посмеяться над таким измышлением? Чего ради нам самим жечь свое царство? Сколько ведь ценных вещей из родительского благословения у нас сгорело, каких во всей вселенной не сыщешь. Кто же может быть так безумен и злобен, чтобы, гневаясь на своих рабов, спалить свое собственное имущество? Он бы тогда поджег их дома, а себя бы поберег. Во всем видна ваша собачья измена. Это похоже на то, как если бы попытаться окропить водой колокольню Ивана Святого, имеющую столь огромную высоту. Это - явное безумие. В этом ли состоит достойная служба нам наших бояр и воевод, что они, собираясь без нашего ведома в такие собачьи стаи, убивают наших бояр, да еще наших родственников? И так ли душу свою за нас полагают, что всегда жаждут отправить душу нашу из мира сего в вечную жизнь? Нам велят свято чтить закон, а сами нам в этом последовать не хотят! Что же ты, собака, гордо хвалишься и хвалишь за воинскую доблесть других собак-изменников? Господь наш Иисус Христос сказал: "Если царство разделится, то оно не сможет устоять", кто же может вести войну против врагов, если его царство раздирается междоусобными распрями? Как может цвести дерево, если у него высохли корни? Так и здесь: пока в царстве не будет должного порядка, откуда возьмется военная храбрость? Если предводитель не укрепляет постоянно войско, то скорее он будет побежденным, чем победителем. Ты же, все это презрев, одну храбрость хвалишь; а на чем храбрость основывается - это для тебя неважно; ты, оказывается, не только не укрепляешь храбрость, но сам ее подрываешь. И выходит, что ты - ничтожество; в доме ты - изменник, а в военных делах ничего не понимаешь, если хочешь укрепить храбрость в самовольстве и в междоусобных бранях, а это невозможно.

Был в это время при нашем дворе собака Алексей Адашев, ваш начальник, еще в дни нашей юности, не пойму каким образом, возвысившийся из телохранителей; мы же, видя все эти измены вельмож, взяли его из навоза и сравняли его с вельможами, надеясь на верную его службу. Каких почестей и богатств не удостоили мы его, и не только его, но и его род! Какой же верной службой он отплатил нам за это, расскажем дальше. Потом, для совета в духовных делах и спасения своей души, взял я попа Сильвестра, надеясь, что человек, стоящий у престола господня, побережет свою душу, а он, поправ свои священнические обеты и свой сан и право предстоять с ангелами у престола господня, к которому стремятся ангелы преклониться, где вечно приносится в жертву за спасение мира агнец божий и никогда не гибнет, он, еще при жизни удостоившийся серафимской службы, все это попрал коварно, а сперва как будто начал творить благо, следуя божественному Писанию. Так как я знал из божественного Писания, что подобает без раздумий повиноваться добрым наставникам, и ему, ради совета его духовного, повиновался своей волей, а не по неведению; он же, желая власти, как Илья-жрец, начал также окружать себя мирскими друзьями. Потом собрали мы всех архиепископов, епископов и весь священный собор русской митрополии и получили прощение на соборе том от нашего отца и богомольца митрополита всея Руси Макария за то, что мы в юности возлагали опалы на вас, бояр, также и за то, что вы, бояре наши, выступали против нас; вас же, бояр своих, и всех прочих людей за вины все простили и обещали впредь об этом не вспоминать, и так признали всех вас верными слугами.

Но вы не отказались от своих коварных привычек, снова вернулись к прежнему и начали служить нам не честно, попросту, а с хитростью. Так же и поп Сильвестр сдружился с Алексеем, и начали они советоваться тайком от нас, считая нас неразумными: и так вместо духовных стали обсуждать мирские дела, мало-помалу стали подчинять вас, бояр, своей воле, из-под нашей же власти вас выводя, приучали вас прекословить нам и в чести вас почти что равняли с нами, а мелких детей боярских по чести вам уподобляли. И так мало-помалу это зло окрепло, и стали вам возвращать вотчины и города, и села, которые были отобраны от вас по уложению нашего деда, великого государя, и которым не надлежит быть у вас, и те вотчины, словно ветром разметав, беззаконно роздали, нарушив уложение нашего деда, и этим привлекли к себе многих людей. И потом ввели к нам в совет своего единомышленника, князя Дмитрия Курлятева, делая вид, что он заботится о нашей душе и занимается духовными делами, а не хитростями; затем начали они со своим единомышленником осуществлять свои злые замыслы, не оставив ни одного места, где бы у них не были назначены свои сторонники, и так во всем смогли добиться своего. Затем с этим своим единомышленником они лишили нас прародителями данной власти и права распределять честь и места между вами, боярами нашими, и взяли это дело в свое ведение и усмотрение, как вам заблагорассудится и будет угодно, потом же окружили себя друзьями и всю власть вершили по своей воле, не спрашивая нас ни о чем, словно нас не существовало, - все решения и установления принимали по своей воле и желаниям своих советников. Если мы предлагали даже что-либо хорошее, им это было неугодно, а их даже негодные, даже плохие и скверные советы считались хорошими.

Так было и во внешних делах, и во внутренних, и даже в мельчайших и самых незначительных, вплоть до пищи и сна, нам ни в чем не давали воли: все свершалось согласно их желанию, на нас же смотрели как на младенцев.

Неужели же это "противно разуму", что взрослый человек не захотел быть младенцем? Потом вошло в обычай: если я попробую возразить хоть самому последнему из его советников, меня обвиняют в нечестии, как ты сейчас написал в своей нескладной грамоте, а если и последний из его советников обращается ко мне с надменной и грубой речью, не как к владыке и даже не как к брату, а как к низшему, - то это хорошим считается у них; кто нас хоть в малом послушается, сделает по-нашему, - тому гонение и великая мука, а если кто раздражит нас или принесет какое-либо огорчение, - тому богатство, слава и честь, а если не соглашусь - пагуба душе и разорение царству. И так жили мы в таком гонении и утеснении, и росло это гонение не день ото дня, а час от часу: все, что было нам враждебно, умножалось, все же, что было нам по нраву и успокаивало, то умалялось. Вот какое тогда сияло православие! Кто сможет подробно перечислить все те притеснения, которым мы подвергались в житейских делах, во время поездок, и во время отдыха, и в церковном предстоянии, и во всяких других делах? Вот как это было: они притворялись, что делают это во имя бога, что творят такие утеснения не из коварства, а ради нашей пользы.

Когда же мы божьей волей с крестоносной хоругвью всего православного христианского воинства ради защиты православных христиан двинулись на безбожный народ казанский, и по неизреченному божьему милосердию одержали победу над этим безбожным народом, и со всем войском невредимые возвращались обратно, что могу вспомнить о добре, сделанном нам людьми, которых ты называешь мучениками? А вот что: как пленника, посадив в судно, везли с малым числом людей сквозь безбожную и неверную землю! Если бы рука всевышнего не защитила меня, смиренного, наверняка бы я жизни лишился. Вот каково доброжелательство к нам тех людей, о которых ты говоришь, и так они душой за нас жертвуют - хотят выдать нас иноплеменникам!

Когда же вернулись мы в царствующий град Москву, бог, свое милосердие к нам умножая, дал нам тогда наследника - сына Дмитрия; когда же, немного времени спустя, я, как бывает с людьми, сильно занемог, то те, кого ты называешь доброжелателями, с попом Сильвестром и вашим начальником Алексеем Адашевым, восшатались как пьяные, решили, что мы уже в небытии, и, забыв наши благодеяния, а того более - души свои и то, что целовали крест нашему отцу и нам - не искать себе иного государя, кроме наших детей, решили посадить на престол нашего дальнего родственника князя Владимира, а младенца нашего, данного нам от бога, хотели погубить, подобно Ироду (и как бы им не погубить!), воцарив князя Владимира. Говорит ведь древнее изречение, хоть и мирское, но справедливое: "Царь царю не кланяется, но когда один умирает, другой принимает власть". Вот каким доброжелательством от них мы насладились еще при жизни,- что же будет после нас! Когда же мы по божью милосердию все узнали и полностью уразумели и замысел этот рассыпался в прах, поп Сильвестр и Алексей Адашев и после этого не перестали жесточайше притеснять нас и давать злые советы, под разными предлогами изгоняли наших доброжелателей, во всем потакали князю Владимиру, преследовали лютой ненавистью нашу царицу Анастасию и уподобляли ее всем нечестивым царицам, а про детей наших и вспомнить не желали.

А после этого собака и давний изменник, князь Семен Ростовский, который был принят нами в думу не за свои достоинства, а по нашей милости, изменнически выдал наши замыслы литовским послам, пану Станиславу Довойно с товарищами, и поносил перед ними нас, нашу царицу и наших детей; мы же, расследовав это злодейство, наказали того, но милостиво. А поп Сильвестр после этого вместе с вами, злыми советниками своими, стал оказывать этой собаке всяческое покровительство и помогать ему всякими благами, и не только ему, но и всему его роду. И так с тех пор для всех изменников настало вольготное время, а мы с той поры терпели еще больше притеснений: ты также был среди них, известно, что вы с Курлятевым хотели втянуть нас в тяжбу из-за Сицкого.

Когда же началась война с германцами, о которой дальше будет написано подробнее, поп Сильвестр с вами, своими советчиками, жестоко нас за нее порицал; когда за свои грехи заболевали мы, наша царица или наши дети, - все это, по их словам, свершалось за наше непослушание им. Как не вспомнить тяжкий путь из Можайска в царствующий град с больной царицей нашей Анастасией? Из-за одного лишь неподобающего слова! Молитв, хождений к святым местам, приношений и обетов о душевном спасении и телесном выздоровлении и о благополучии нашем, нашей царицы и детей - всего этого по вашему коварному умыслу нас лишили, о врачебной же помощи против болезни тогда и не вспоминали.

И когда, пребывая в такой жестокой скорби и не будучи в состоянии снести эту тягость, превышающую силы человеческие, мы, расследовав измены собаки Алексея Адашева и всех его советников, нестрого наказали их за все это: на смертную казнь не осудили, а разослали по разным местам, поп Сильвестр, видя, что его советники лишились всего, ушел по своей воле, мы же его с благословением отпустили, не потому, что устыдились его, но потому, что я хочу судиться с ним не здесь, а в будущем веке, перед агнцем божьим, которому он всегда служил, но, презрев, по коварству своего нрава, причинил мне зло; в будущей жизни хочу с ним судиться за все страдания мои душевные и телесные. Поэтому и чаду его я до сих пор позволил жить в благоденствии, только видеть нас он не смеет. Кто же, подобно тебе, будет говорить такую нелепость, что следует повиноваться попу? Видно, вы потому так говорите, что немощны слухом и не знаете как должно христианский монашеский устав, как следует наставникам покоряться, поэтому вы и требуете для меня, словно для малолетнего, учителя и молока вместо твердой пищи. Как я сказал выше, я не причинил Сильвестру никакого зла. Что же касается мирских людей, бывших под нашей властью, то мы наказали их по их изменам: сначала никого не осудили на смертную казнь, но всем, кто не был с ними заодно, повелели их сторониться; это повеление провозгласили и утвердили крестным целованием, но те, кого ты называешь мучениками, и их сообщники презрели наш приказ и преступили крестное целование и не только не отшатнулись от этих изменников, но стали им помогать еще больше и всячески искать способа вернуть им прежнее положение, чтобы составить против нас еще более коварные заговоры; и так как тут обнаружилась неутолимая злоба и непокорство, то виноватые получили наказание, достойное их вины. Не потому ли я, по твоему мнению, "оказался сопротивным разуму, разумея", что тогда не подчинился вашей воле? Поскольку вы сами бессовестные и клятвопреступники, готовые изменять ради блеска золота, то вы и нам такими же стать советуете. Скажу поэтому: иудино окаянство - такое желание! От него же избавь, боже, нашу душу и все христианские души. Ибо как Иуда ради золота предал Христа, так и вы, ради наслаждений мира сего, о душах своих забыв и нарушив присягу, предали православное христианство и нас, своих государей.

В церквах же, вопреки лжи твоей, ничего подобного не было. Как я сказал выше, виновные понесли наказание по своим проступкам; все было не так, как ты лжешь, неподобающим образом называя изменников и блудников - мучениками, а кровь их - победоносной и святой, и наших врагов именуя сильными, и отступников - нашими воеводами; только что я рассказал, каково их доброжелательство и как они за нас полагают души. И не можешь сказать, что теперь мы клевещем, ибо измена их известна всему миру: если захочешь, сможешь найти свидетелей этих злодейств даже среди варваров, приходящих к нам по торговым и посольским делам. Так это было. Ныне же даже те, кто был в согласии с вами, наслаждаются всеми благами и свободой и богатеют, им не вспоминают их прежних поступков, и они пребывают в прежней чести и богатстве. <...>

Свет же во тьму я не превращаю и сладкое горьким не называю. Не это ли, по-твоему, свет и сладость, если рабы господствуют? И тьма и горечь ли это, если господствует данный богом государь, как подробно написано выше? <...>

О вине наших подданных и нашем гневе на них. До сих пор русские властители ни перед кем не отчитывались, но вольны были жаловать и казнить своих подданных, а не судились с ними ни перед кем; но если и подобает поведать о винах их, об этом сказано выше. <...>

А что ты писал, будто эти предстатели покорили и подчинили прегордые царства, под властью которых были ваши предки, то это справедливо, если речь идет об одном Казанском царстве; под Астраханью же вы не только не воевали, но и в мыслях не были. А насчет бранной храбрости снова могу тебя обличить в неразумии. Что ты хвалишься, надуваясь от гордости! Ведь предки ваши, отцы и дяди были так мудры, и храбры, и заботились о деле, что ваша храбрость и смекалка разве что во сне может с их достоинствами сравниться, и шли в бой эти храбрые и мудрые люди не по принуждению, а по собственной воле, охваченные бранным пылом, не так, как вы, силою влекомые на бой и скорбящие об этом; и такие храбрые люди в течение тринадцати лет до нашего возмужания не смогли защитить христиан от варваров! Скажу словами апостола Павла: "Уподоблюсь вам, безумием хвалясь, потому что вы меня к этому принуждаете, ибо вы, безумные, терпите власть, когда вас объедают, когда вас в лицо бьют, когда превозносятся; я говорю это с досадой". Всем ведь известно, как жестоко пострадали православные от варваров - и от Крыма, и от Казани: почти половина земли пустовала. А когда мы воцарились и, с божьей помощью, начали войну с варварами, когда в первый раз послали на Казанскую землю своего воеводу, князя Семена Ивановича Микулинского с товарищами, как вы все заговорили, что мы посылаем его в знак немилости, желая его наказать, а не ради дела. Какая же это храбрость, если вы равняете службу с опалой? Так ли следует покорять прегордые царства? Бывали ли такие походы на Казанскую землю, когда бы вы ходили не по принуждению? Но всегда словно в тяжкий путь отправлялись! Когда же бог проявил к нам милосердие и покорил христианству варварский народ, то и тогда вы настолько не хотели воевать с нами против варваров, что из-за вашего нежелания к нам не явилось более пятнадцати тысяч человек! Тем ли вы разрушаете прегордые царства, что внушаете народу безумные мысли и отговариваете его от битвы, подобно Янушу Венгерскому? Ведь и тогда, когда мы были там, вы все время давали вредные советы, а когда запасы утонули, предлагали вернуться, пробыв три дня! И никогда вы не соглашались потратить лишнее время, чтобы дождаться благоприятных обстоятельств, ни голов своих не щадя, ни о победе в бою не помышляя, а стремились только к одному: либо быстрее победить, либо быть побежденными, только бы поскорее вернуться восвояси. Ради скорейшего возвращения вы не взяли с собой самых лучших воинов, из-за чего потом было пролито много христианской крови. А разве при взятии города вы не собирались, если бы я вас не удержал, понапрасну погубить православное воинство, начав битву в неподходящее время? Когда же город по божьему милосердию был взят, вы не занялись установлением порядка, а устремились грабить! Таково ли покорение прегордых царств, которым ты, кичась, неразумно хвалишься? Никакой похвалы оно, по правде говоря, не стоит, ибо все это вы совершили не по желанию, а как рабы - по принуждению и даже с ропотом. Достойно похвалы, когда воюют по собственному побуждению. И так подчинили вы нам эти царства, что более семи лет между ними и нашим государством не прекращались ожесточенные боевые стычки!

Когда же кончилась ваша с Алексеем собачья власть, тогда и эти царства нам во всем подчинились, и теперь оттуда приходит на помощь православию больше тридцати тысяч воинов. Так-то вы громили и подчиняли нам прегордые царства! И вот так заботимся и печемся о христианстве мы, и таков "сопротивен разум", по твоему злобесному умышлению! Это все о Казани, а на Крымской земле и на пустых землях, где бродили звери, теперь устроены города и села. А чего стоит ваша победа на Днепре и на Дону? Сколько же злых лишений и пагубы вы причинили христианам, а врагам - никакого вреда! Об Иване же Шереметеве что скажу? Из-за вашего злого совета, а не по нашей воле, случилась эта беда православному христианству. Такова ваша усердная служба, и так вы разрушаете и подчиняете нам прегордые царства, как я уже описал выше.

О германских городах говоришь, будто они достались нам по божьей воле благодаря мудрости наших изменников. Но как же ты научился от отца своего, дьявола, говорить и писать ложь! Вспомни, когда началась война с германцами и мы посылали своего слугу царя Шигалея и своего боярина и воеводу Михаила Васильевича Глинского с товарищами воевать против германцев, то сколько мы услышали тогда укоризненных слов от попа Сильвестра, от Алексея и от вас - невозможно и пересказать подробно. Все что ни случалось с нами плохого, все это происходило из-за германцев! Когда же мы послали вас на год против германских городов (ты был тогда в нашей вотчине, во Пскове, ради собственных нужд, а не по нашему поручению), нам пришлось более семи раз посылать гонцов к боярину нашему и воеводе, ко князю Петру Ивановичу Шуйскому, и к тебе, лишь тогда вы наконец пошли с небольшим числом людей и после многих наших напоминаний взяли свыше пятнадцати городов. Это ли ваше старание, если вы берете города после наших посланий и напоминаний, а не по собственному стремлению? Как не вспомнить постоянные возражения попа Сильвестра, Алексея Адашева и всех вас против похода на германские города и как из-за коварного предложения короля датского вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы. Они же, напав на нас перед зимним временем, сколько христианского народа перебили! Это ли старания изменников наших да и ваше добро - губить христианский народ! Потом мы послали вас с вашим начальником Алексеем и со множеством воинов; вы же едва взяли один Вильян и при этом еще погубили много нашего народа. Как же вы тогда испугались литовских войск, словно малые дети! А под Пайду же вы пошли нехотя, по нашему приказу, измучили войска и ничего не добились! Это ли ваши старания, так-то вы старались завладеть претвердыми германскими городами? Если бы не ваше злобесное сопротивление, то, с божьей помощью, уже вся Германия была бы под православными. Тогда же вы подняли против православных литовский народ и готский и многие другие. Это ли "старания разума вашего" и так-то вы стремились укреплять православие?

А всеми родами мы вас не истребляем, но изменников повсюду ожидает расправа и немилость: в той стране, куда ты поехал, узнаешь об этом подробнее. А за ту вашу службу, о которой говорилось выше, вы достойны многих казней и опалы; но мы еще милостиво вас наказали, - если бы мы наказали тебя так, как следовало, то ты бы не смог уехать от нас к нашему врагу, если бы мы тебе не доверяли, то не был бы отправлен в наш окраинный город и убежать бы не смог. Но мы, доверяя тебе, отправили в ту свою вотчину, и ты, по собачьему обычаю, изменил нам.

Бессмертным себя я не считаю, ибо смерть - общий удел всех людей за Адамов грех; хоть я и ношу порфиру, но, однако, знаю, что по природе я так же подвержен немощам, как и все люди, а не так, как вы еретически мудрствуете и велите мне стать выше законов естества. <...>

Вы обвиняете в гонениях на людей, а вы с попом и Алексеем не совершали гонений? Разве вы не приказали народу города Коломны побить каменьями нашего советчика, епископа коломенского Феодосия? Но бог сохранил его, и тогда вы согнали его с престола. А что сказать о нашем казначее Никите Афанасьевиче? Зачем вы разграбили все его имущество, а самого его много лет держали в заточении в отдаленных землях, в голоде и нищете? Разве сможет кто полностью перечислить ваши гонения на церковных и мирских людей, так много их было! Все, кто хоть немного оставались покорными нам, подвергались от вас притеснениям. <...>

Зла же и гонения несправедливого ты от меня не претерпел, бед и напастей мы на тебя не навлекли, а если какое-нибудь небольшое наказание и было, то лишь за твое преступление, ибо ты вступил в сговор с изменившими нам. Не возводили мы на тебя ложных наветов и не приписывали тебе измен, которых ты не совершал; за твои же действительные проступки мы возлагали на тебя наказание, соответствующее вине. Если же ты не можешь пересказать всех наших наказаний из-за множества их, то может ли вся вселенная перечислить ваши измены и притеснения в государственных и частных делах, которые вы причинили мне по вашему злобесному умыслу? <...> Какую же я имел к тебе лютую и непримиримую ненависть? Знали мы тебя с юности твоей, при нашем дворе и в совете, и еще до нынешней твоей измены ты всячески пытался нас погубить, но мы не подвергли тебя наказаниям, которые ты заслужил своим злоумием. Это ли наша злоба и непримиримая ненависть, если, зная, что ты замышляешь против нас зло, мы держали тебя подле себя в чести и в благоденствии, каких не удостаивался и твой отец. Ведь нам известно, в какой чести и богатстве жили твои родители и какие пожалования, богатство и почести имел твой отец, князь Михаило. Все знают, каков ты по сравнению с ним, сколько было у твоего отца управителей по селам и сколько у тебя. Отец твой был боярином князя Михаила Кубенского, ибо он приходился ему дядей, ты же был нашим боярином: мы удостоили тебя этой чести. Разве не достаточно было тебе почестей, богатства и наград? Нашими милостями ты был облагодетельствован больше, чем твой отец, а в храбрости уступал ему и в отличие от него совершил измену. Но если ты таков, чем же ты недоволен? Это ли твое добро и любовь к нам, если ты всегда тщательно расставлял против нас сети и препятствия и, подобно Иуде, готовился нас погубить?

А что, по твоим безумным словам, твоя кровь, пролитая руками иноплеменников ради нас, вопиет на нас к богу, то, раз она не нами пролита, это достойно смеха: кровь вопиет на того, кем она пролита, а ты выполнил свой долг перед отечеством, и мы тут ни при чем; ведь если бы ты этого не сделал, то был бы не христианин, но варвар. Насколько сильнее вопиет на вас наша кровь, пролитая из-за вас: не из ран и не потоки крови, но немалый пот, пролитый мною во многих непосильных трудах и ненужных тяготах, произошедших по вашей вине! Пусть не кровь, но немало слез было пролито из-за чинимого вами зла, оскорблений и притеснения, сколько вздыхал я в скорби сердечной, сколько перенес из-за этого поношений, ибо вы не возлюбили меня и не печалились вместе со мной о нашей царице и детях. И это вопиет на вас к богу моему: несравнимо это с вашим безумием, ибо одно дело пролить кровь за православие, а другое - желая чести и богатства. Такая жертва богу неугодна; он скорее простит удавившегося, чем погибшего ради тщеславия. Моя же обида и то, что вместо пролития крови я перенес от вас всякие оскорбления и нападки; все, что было посеяно вашей строптивой злобой, не перестает жить и непрестанно вопиет на вас к богу! Совесть же свою ты вопрошал не искренне, а лживо, и потому не нашел истины, думая только о военных подвигах, а о бесчестии, нанесенном нам, не пожелал вспомнить; поэтому ты и считаешь себя неповинным.

Какие же "победы пресветлые" ты совершал и когда ты преславно одолевал"? Когда мы послали тебя в нашу вотчину, в Казань, привести к повиновению непослушных, ты вместо виноватых привел к нам невинных, обвиняя их в измене, а тем, против кого ты был послан, не причинил никакого вреда. Когда наш недруг, крымский царь, приходил к нашей вотчине Туле, мы послали вас против него, но царь устрашился и вернулся назад, и остался только его воевода Ак-Магомет-улан с немногими людьми; вы же поехали есть и пить к нашему воеводе, князю Григорию Темкину, и только после пира отправились за ними, а они уже ушли от вас целы и невредимы. Если вы и получили при этом многие раны, то никакой славной победы не одержали. А как же под городом нашим Невелем с пятнадцатью тысячами человек вы не смогли победить четыре тысячи, и не только не победили, но сами от них, израненные, едва спаслись, ничего не добившись? Это ли пресветлая победа и славное одоление, достойные похвалы и чести? А иное свершилось без твоего участия - это тебе в похвалу и не ставится!

А что ты мало видел свою родительницу и мало знал жену, покидал отечество и вечно находился в походе против врагов в дальноконных городах, страдал от болезни и много ран получил от варварских рук в боях, и все тело твое изранено, - то ведь все это происходило тогда, когда господствовали вы с попом и с Алексеем. Если вам это не нравилось, зачем вы так делали? А если делали, то зачем, сотворив по своей воле, возлагаете вину на нас? А если мы так и поступали, то в этом нет ничего удивительного, ибо вы обязаны были служить по нашему повелению. Если бы ты был воинственным мужем, то не считал бы свои бранные подвиги, а искал бы новых; потому ты и перечисляешь свои бранные деяния, что оказался беглецом, не стремясь к бранным подвигам, а ища покоя. Разве же мы не оценили твоих ничтожных ратных подвигов, если даже пренебрегли известными нам твоими изменами и противодействиями, и ты был среди наших вернейших слуг в славе, в чести и в богатстве? Если бы было не так, то каких бы казней за свою злобу был бы ты достоин! И если бы не наше милосердие к тебе, и если бы, как ты писал в своем злобесном письме, подвергался ты гонению, то тебе не удалось бы убежать к нашему недругу. Твои воинские подвиги нам хорошо известны. Не думай, что я слабоумен или неразумный младенец, как нагло утверждали ваши начальники, поп Сильвестр и Алексей Адашев. И не надейтесь запугать меня, как пугают детей и как прежде обманывали меня с попом Сильвестром и Алексеем благодаря своей хитрости, и не надейтесь, что и теперь это вам удастся. Как сказано в притчах: "Чего не можешь взять, не пытайся и брать".

Ты взываешь к богу, мзду воздающему; поистине он справедливо воздает за всякие дела - добрые и злые, но только следует каждому человеку поразмыслить: какого и за какие дела он заслуживает воздаяния? А лицо свое ты высоко ценишь. Но кто же захочет такое эфиопское лицо видеть? Встречал ли кто-либо честного человека, у которого голубые глаза? Ведь даже облик твой выдает твой коварный нрав! <...>

Ты напомнил о святом Федоре Ростиславиче - с охотой принимаю его в судьи, хотя он вам и родственник, ибо святые знают, как и после смерти творить добро, и видят, что было между вами и нами от начала и доныне, и поэтому рассудят справедливо. А как, вопреки вашим злым немилосердным замыслам и желаниям, святой преподобный князь Федор Ростиславич действием святого Духа поднял бывшую уже у врат смертных нашу царицу Анастасию, которую вы уподобляли Евдокии? И из этого особенно явствует, что он не вам помогает, а нам, недостойным, оказывает свою милость. Вот и теперь мы надеемся, что он будет помогать больше нам, чем вам, ибо "если бы вы были детьми Авраама, то творили бы дела Авраама, а бог может и из камней сотворить детей Аврааму; ведь не все, произошедшие от Авраама, считаются его потомством, но только те, кто живет в вере Авраама".

По суетным же замыслам мы ничего не решаем и не делаем и на зыбкое основание не становимся ногами своими, но, насколько у нас хватает сил, стремимся к твердым решениям и, опершись ногами в прочное основание, стоим неколебимо.

Никого мы из своей земли не изгоняли, кроме тех, кто изменил православию. Убитые же и заточенные, как я сказал выше, получили наказание по своей вине. <...>

Ничем я не горжусь и не хвастаюсь и ни о какой гордости не помышляю, ибо я исполняю свой царский долг и не делаю того, что выше моих сил. Скорее это вы надуваетесь от гордости, ибо, будучи рабами, присваиваете себе святительский и царский сан, поучая, запрещая и повелевая. Никаких козней для истязания христиан мы не придумываем, а напротив, сами готовы пострадать ради них в борьбе с врагами не только до крови, но и до смерти. Подданным своим воздаем добром за добро и наказываем злом за зло, не желая этого, но по необходимости, по злым их преступлениям им и наказание следует. <...>

Насчет Кроновых жрецов ты писал нелепости, лая, подобно псу, или изрыгая яд, подобно ехидне: родители не станут причинять своим детям таких страданий - как же мы, цари, имеющие разум можем впасть в такое нечестие? Все это ты писал по своему злобесному собачьему умыслу.

А если ты свое писание хочешь с собою в гроб положить, значит, ты уже окончательно отпал от христианства. Господь повелел не противиться злу, ты же и перед смертью не хочешь простить врагам, как обычно поступают даже невежды; поэтому над тобой не следует совершать и последнего отпевания.

Город Владимир, находящийся в нашей вотчине. Ливонской земле, ты называешь владением нашего недруга, короля Сигизмунда, чем окончательно обнаруживаешь свою собачью иамену. А если ты надеешься получить от него многие пожалования, то это так и должно, ибо вы не захотели жить под властью бога и нас, данных богом государей, слушать и повиноваться нам, а захотели жить по своей воле. Поэтому ты и нашел себе такого государя, который - как и следует по твоему злобесному собачьему желанию - ничем сам не управляет, но хуже последнего раба - от всех получает приказания, а сам никем не повелевает. Но ты не найдешь себе там утешения, ибо там каждый о себе заботится. Кто оградит тебя от насилий или защитит от обидчиков, если даже сиротам и вдовицам не внемлет суд, который созываете вы - враги христианства! <...>

Дано это крепкое наставление в Москве, царствующем православном граде всей России, в 7072 году от создания мира, июля в 5 день (5 июля 1564 г.).